Книга Черный лед - Энн Стюарт

Тут он улыбнулся. Не в таком уж далеком — она попросту надела лифчик, который был ей слишком тесен.

Ни одна известная ему женщина не стала бы носить тесное белье, если бы ее к тому не вынуждало отсутствие выбора. Взгляд Бастьена скользнул по ее длинным ногам и остановился на ступнях. Линии там оказались еще более выразительными — она к тому же надела туфли не по ноге.

Средство, которое он положил в ее коньяк, действовало отлично — она проспит от шести до восьми часов кряду и проснется без похмелья, даже если она его заслужила после всего того вина, что выпила за ужином. Маленький подарок ей от него.

Он методически обыскал всю комнату и перерыл вещи. Девушка привезла с собой три пары туфель, все одного размера, все на тонких высоких каблуках. Через пару дней она будет хромать. Если к тому времени она еще здесь останется.

Черной одежды, полагающейся детективу, не нашлось. По крайней мере, в комнате, но она не могла спрятать ее в другом месте, не рискуя, что на нее наткнутся. Ни оружия, ни документов, представляющих интерес. Ее паспорт был превосходной подделкой — на фотографии внутри была изображена более юная и простоватая версия женщины, прибывшей сегодня. Предполагалось, что она приехала из Северной Каролины. Возраст — двадцать четыре года без малого, рост — пять футов семь дюймов, вес — сто двадцать один фунт. Приехала во Францию два года назад по студенческой визе. Имела разрешение на работу, что само по себе удивительно. Он никогда не доверял тому, кого слишком просто идентифицировать.

Никаких больше бумаг не было, ни фальшивых, ни настоящих. Денег немного. Ни лекарств, ни рецептов, вообще ничего личного.

В ее бумажнике обнаружилась пачка семейных фотографий — юная дама позировала на фоне разнообразных родственников. Подделать такое ничего не стоит.

Он положил бумажник на место и подошел к постели. Стекло разбилось на достаточно крупные куски, пролившийся напиток впитался в ковер. Убрать было легко — ему приходилось убирать гораздо худшие вещи. На этот раз не нужно ни вытирать кровь, ни избавляться от тела. Пока не нужно.

Бастьен вылил бренди со снадобьем в раковину в ванной и вновь наполнил графин из принесенной с собой фляжки. На всякий случай он принес другой бокал и теперь поставил его рядом с кроватью, предварительно плеснув туда немножко спиртного.

И вновь стал разглядывать девушку. По-видимому, она все-таки была настоящей профессионалкой — если он не сумел ничего добиться в своих поисках, значит, она представляет собой загадку, которую даже он не сможет разгадать.

Разумеется, остается вариант, что Хлоя говорила правду. Что она действительно двадцатичетырехлетняя женщина из Северной Каролины, которая понятия не имеет о том, кто и для чего здесь находится.

Но тогда почему она носит неподходящие туфли и неподходящий бюстгальтер? Почему она лжет о языках, которые знает?

Нет, судя по обстоятельствам, она никак не может быть непричастным посторонним человеком. Она здесь, чтобы причинить вред, а его задача — выяснить какой. И кому.

Он начал было вновь завязывать тесьму, которая удерживала распадающиеся полы шелковой сорочки, но остановился, оставив ее обнаженной ниже талии. Она будет гадать, в чем дело, но не вспомнит. На самом деле он сможет сотворить с ней все, что только пожелает, — а она не будет этого помнить.

Ему много что понравилось бы сделать с ней — но по большей части это делалось гораздо лучше в бодрствующем состоянии и при ее активном участии. Она могла быть достаточно неопытной, чтобы не воспользоваться выгодной ситуацией, когда он сегодня так вульгарно полез к ней, но он не стал бы полагаться на это. Она уже достаточно выдала себя. Лежа под ним, голая, чувствуя, как он движется внутри нее, она расскажет ему о себе больше, чем сама знает.

Но не тогда, когда она без сознания.

Он присел на кровать рядом с ней, разглядывая ее спящую. Все упростилось бы, если бы он убил ее прямо сейчас. Он может сделать это быстро, аккуратно, а потом просто сказать Хакиму, что он ей не доверял. Хаким такое поймет.

Бастьен положил руку на ее шею. Ее кожа была теплой и нежной, его загорелая рука выделялась на ее белизне. Он чувствовал, как мерно бьется ее пульс, видел, как поднимается и опускается грудь при дыхании. На мгновение он сжал пальцы, затем убрал руку.

Впоследствии он и сам не был уверен, почему это сделал. Нехарактерный для него поступок. Впрочем, в последнее время он то и дело играет по разным правилам. Или вообще игнорирует правила, которым его учили.

Он растянулся рядом с ней на постели, положив голову на подушку, на которой лежала ее голова. От нее веяло смешанным запахом душистого мыла, «шанели» и коньяка. Соблазняющее сочетание.

— Кто же ты, беби? — прошептал он. — И зачем ты здесь?

По крайней мере еще шесть часов она не сможет ответить. Он посмеялся сам над собой и встал с постели. Пора. Оружия у нее нет, значит, ее миссия заключается в сборе информации. А он может гарантировать, что ничего из того, что ей удастся узнать, не выйдет за стены замка.

Пора.

Глава 5

Хлоя никогда долго не нежилась в постели, просыпаясь. Она поднималась как по тревоге, чувствуя себя до отвращения бодро, и поднимала возню, пока ее полусонные родственники проклинали ее, угрожая пришибить на месте, если она немедленно не прекратит шуметь.

Это утро ничем не отличалось от прочих, за исключением того, что, когда глаза ее раскрылись, она не представляла, где находится.

Хлоя решила не паниковать, поскольку паника была зряшной тратой времени. Она лежала тихо, неподвижно, позволяя памяти всплывать из глубины. Замок и ее простодушное согласие занять место Сильвии. Слишком много вина вчера вечером и опытный рот Бастьена Туссена.

Ее уже сто лет не целовали, и ничего удивительного в том, что она все еще помнит ощущение его губ. Скверно, что она никак не может от этого освободиться. Что, если все это было спектаклем, который он разыграл? Он, наверное, хорошо разыгрывает спектакли.

Но она всегда была слишком разборчива, и слишком неуступчива, и, как говорили ее друзья, слишком американиста для того, чтобы по-настоящему наслаждаться удовольствиями случайного секса. И хотя роман с кем-нибудь вроде Бастьена стал бы событием запоминающимся, в действительности у нее потом не осталось бы ничего, кроме воспоминаний.

Она села, стараясь не двигаться резко, и приложила руку к голове, ожидая вспышки боли, которую заслужила целиком и полностью, выпив столько красного вина. Но боль не пришла. Она попробовала покачать головой, приготовившись к тому, что задержавшаяся боль ударит ее в отместку еще сильнее, но ничего не почувствовала.

На прикроватном столике стоял коньяк. Она, оказывается, пила коньяк перед тем, как провалиться в сон, — и удивилась, что помнит это. Вообще говоря, ее опьянение не должно было быть таким уж глубоким, и все-таки странно, что больше она не помнит ничего. Выпила коньяку, а потом вроде бы уронила бокал. И упала.