Книга Ожерелье королевы - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она увидела молодого офицера, который, чтобы подойти к ней, должен был выказать такую же отвагу, какую выказывал Вебер, чтобы удержаться на месте.
Тонкое лицо с изящными чертами, высокий рост и военная выправка молодого человека понравились даме, и она поспешно ответила по-немецки:
— Ах, Боже мой! Сударь, я понятия не имела об этом предписании! Ни малейшего понятия!
— Вы иностранка, сударыня? — спросил молодой офицер.
— Да, сударь! Но скажите, что я должна делать? Они ломают кабриолет!
— Пусть себе ломают, сударыня: воспользуйтесь этим временем. Парижский народ приходит в ярость, когда богатые щеголяют своей роскошью перед лицом нищеты, и на основании предписания, полученного сегодня утром, вас отведут к комиссару.
— Ох, ни за что на свете! — воскликнула младшая дама. — Ни за что на свете!
— В таком случае, — со смехом подхватил офицер, — воспользуйтесь просекой, которую я прокладываю вам в толпе, и скройтесь.
— Дайте нам руку, сударь, и проводите нас до экипажей на площади, — властно сказала старшая дама. — Вебер! — громко проговорила она. — Подними Белуса на дыбы, чтобы эта толпа испугалась и разбежалась!
— А если они зломают кузоф?
— Пусть ломают, тебе-то что? Спаси, если сможешь, Белуса, а главное, спасайся сам — вот единственное мое поручение.
— Карашо, сутарыня, — отвечал Вебер.
В то же мгновение он пощекотал вспыльчивого ирландца, ирландец скакнул в самую гущу толпы и опрокинул самых пылких, которые вцепились в поводья и оглобли.
Велики были в эту минуту всеобщее смятение и ужас.
— Вашу руку, сударь, — сказала дама офицеру. — Идемте, милая, — прибавила он, оборачиваясь к Андре.
— Идемте, идемте, отважная женщина, — шепотом произнес офицер. Он с искренним восхищением подал руку той, которая ее требовала.
Несколько минут спустя он довел обеих женщин до соседней площади, где фиакры стояли в ожидании седоков, кучера спали на козлах, а лошади, полузакрыв глаза и опустив головы, дожидались своего скудного вечернего рациона.
Обе женщины оказались вне досягаемости толпы, но можно было опасаться, что какие-нибудь любопытные побегут за ними, узнают их и снова устроят сцену, подобную той, которая только что произошла и от которой на сей раз им, видимо, будет труднее ускользнуть.
Молодой офицер сознавал, что такая опасность есть, — дамы хорошо поняли это по энергии, с какой он будил кучера, который скорее замерз, чем заснул.
— Куда вы едете, сударыни? — опять-таки по-немецки спросил офицер.
— В Версаль, — на том же языке ответила старшая дама.
— В Версаль? — вскричал кучер. — Вы сказали: «В Версаль»?
— Вам хорошо заплатят, — сказала старшая немка.
— Вам заплатят, — по-французски повторил кучеру офицер.
— А сколько? — спросил тот.
— Луидора достаточно? — спросила офицера младшая дама, продолжая германизацию.
— Тебе предлагают луидор, — перевел молодой человек.
— Луидор — это справедливо, — пробурчал кучер, — ведь я рискую переломать ноги моим лошадям.
— Луидора достаточно, сударыня, — сказал офицер. С этими словами он повернулся к кучеру.
— Слезай с козел, мошенник, и открой дверцу, — приказал он.
— Я хочу, чтобы мне заплатили вперед, — заявил кучер.
— Мало ли, чего ты хочешь!
— Я в своем праве. Офицер сделал шаг вперед.
— Мы заплатим сейчас, заплатим, — сказала старшая немка.
Но искали деньги обе дамы напрасно: ни у той, ни у другой не нашлось ни одного су.
Офицер видел, как они нервничают, краснеют, бледнеют; положение усложнилось.
Дамы уже решили дать кучеру в залог цепочку или какую-нибудь драгоценность, но тут офицер, желая избавить их от сожалений, которые могли бы их унизить, вытащил из кошелька луидор и протянул кучеру.
Тот взял луидор и, пока дамы благодарили офицера, осмотрел его и взвесил на руке, потом открыл дверцу, и дама, сопровождаемая своей спутницей, поднялась в карету.
— А теперь, бездельник ты этакий, — обратился к кучеру молодой человек, — отвези этих дам, да вези быстро, а главное — честно, слышишь?
Во время этого короткого монолога дамы посовещались. В самом деле: они с ужасом увидели, что их проводник, их покровитель, намеревается их покинуть.
— Сударыня, — шепотом сказала младшая дама своей спутнице, — ему нельзя уходить…
— Почему же? Спросим, как его имя и его адрес; завтра мы отошлем ему этот луидор с благодарственной записочкой, которую черкнете вы.
— Нет, нет, сударыня, умоляю вас, не надо с ним расставаться! Ведь если кучер — человек непорядочный, в дороге возникнут затруднения… В такое время, когда дороги плохие, — кого мы попросим о помощи?
— Вы правы, — согласилась старшая дама. Но офицер уже откланивался.
— Сударь, сударь! — по-немецки взмолилась Андре. — Одно слово, одно слово, прошу вас!
— Я к вашим услугам, сударыня, — отвечал, видимо, недовольный офицер, сохранивший, однако, на лице, в голосе и даже в оттенке голоса самую изысканную учтивость.
— Сударь! — продолжала Андре. — Вы не можете отказать нам в милости после стольких услуг, которые вы нам уже оказали!
— Я слушаю вас.
— Так вот, сказать по правде, мы боимся кучера, который с самого начала не произвел на нас приятного впечатления.
— Вы напрасно беспокоитесь, — сказал офицер, — я знаю его номер: сто семь, буква извозчичьей биржи. Если он вам не угодит, обратитесь ко мне.
— К вам! — забывшись, произнесла по-французски Андре. — Да как же мы к вам обратимся, если мы не знаем даже вашего имени!
Молодой человек сделал шаг назад.
— Вы говорите по-французски! — в изумлении воскликнул он. — Вы говорите по-французски и уже битый час терзаете мой слух немецким! Сударыня, честное слово, это нехорошо!
— Простите нас, сударь, — заговорила по-французски другая дама, мужественно пришедшая на помощь озадаченной спутнице. — Вы же видите, сударь, что мы в ужасном положении в Париже, а главное — в ужасном положении в фиакре. Вы достаточно светский человек, чтобы понять, что мы в необычных условиях. Быть менее скромным, чем вы были до сих пор, значило бы быть нескромным Мы думаем о вас хорошо, сударь, соблаговолите и вы не думать о нас плохо, и, если можете оказать нам услугу, окажите ее или позвольте нам поблагодарить вас и поискать другого защитника.
— Сударыня! Располагайте мною, — отвечал офицер, побежденный благородным и в то же время повелительным тоном незнакомки.