Книга Реальная жизнь - Имоджен Кримп

несообразность, и я не сразу поняла, в чем дело. Каждый раз, когда Макс заговаривал со мной, он говорил обычным голосом. Не молчал и не переходил на псевдосексуальный шепот, как будто все немного понарошку. Нет, все было очень даже всерьез. Он командовал: встань на колени, перевернись, погладь себя – так буднично, словно беседовал со мной в баре. Поначалу я полностью сосредоточилась на том, чтобы всем своим видом изображать удовольствие. По-настоящему, подозревала я, у меня не получится, потому что я не смогу не думать – о том, как он реагирует на мои ласки, о том, как поймать то сладостное равновесие, когда погружаешься в свои ощущения настолько, чтобы достичь оргазма, но не настолько, чтобы совсем забыть о его присутствии; о том, что не смогу не думать о гудении холодильника на другом конце комнаты, и о том, что скажу, когда зажжется свет. Но он действовал очень напористо. Брал все в свои руки, последовательно и методично, и мне уже не за что было хвататься, и в первый раз на моей памяти мне ничего не приходилось воображать, чтобы возбудиться.

Когда все кончилось, я лежала рядом с ним и смотрела, как поднимается и опускается его грудь – все медленнее и медленнее. Глаза у него были закрыты, но рука лежала на моем бедре, и большим пальцем он поглаживал его. Я глаз не закрывала. Я разглядывала – его лицо, его тело. Хотела запечатлеть его облик в своей памяти – на случай, если этот раз окажется первым и последним. Неподвижность его губ, длинные пальцы, аккуратно подстриженные ногти, шрам на животе, едва заметную линию загара на бедре.

Мне даже показалось, что Макс заснул, и я проговорила:

– Можно задать тебе вопрос? – Но он не спал, поэтому вопрос пришлось срочно придумывать: – В тот раз… – Я не знала, как закончить фразу. – Мне показалось, что я тебя не очень заинтересовала, – наконец выговорила я.

– Это вопрос?

– Ну, в смысле – почему ты еще в тот раз не попытался?

– Еще в тот раз не попытался? Не попытался что?

– Ну ты же понимаешь. Затащить меня в постель.

Макс засмеялся.

– Неужели нельзя поужинать с девушкой просто так, без намерения с ней переспать? – спросил он. – Я думал, у вас, у молодежи, это обычное дело.

– Нет, – ответила я. – Не очень обычное.

– Спасибо. Учту на будущее. Ты, конечно, можешь считать меня старомодным, – проговорил он, – но, по-моему, ты тогда изрядно набралась. А в наши дни осторожность в таких вещах не помешает. А что, тебе не терпелось?

– Господи, нет, конечно! Я же женщина, ты что, забыл? Я ненавижу секс.

– Ах, ну да, оно и видно.

По пути в ванную он пощелкал выключателями возле кровати, и по всей квартире зажглось освещение, которое явно было тщательно продумано. Только тут я как следует разглядела элегантный интерьер: пол темного дерева, мебель в пастельных тонах, кухня – нержавеющая сталь и черный мрамор, – лентой вытянувшаяся вдоль одной из стен. Можно было подумать, что это просто пустующая квартира, которые приобретают на стадии строительства, чтобы они стояли без дела и набирали цену, – но на диване валялся пиджак, на спинке стула висел галстук, у раковины стопкой громоздились тарелки и стояла кружка. Я ощутила прилив нежности – бедный, живет тут один-одинешенек.

Времени было почти час ночи. Я подумала: может быть, он ждет, когда я уйду? Но он, вернувшись из ванной, ни слова на этот счет не сказал, поэтому я тоже пошла в ванную, пальцем почистила зубы и попыталась мылом смыть макияж. Макс надел трусы-боксеры и футболку, и я спросила, не может ли он одолжить мне что-нибудь из своих вещей, а то спать не в чем, но он ответил:

– Нет, ты мне так нравишься.

Мы опять легли в постель, и он сказал:

– Вообще-то я собирался тебя позвать.

– Что?

– В прошлый раз. Я собирался позвать тебя к себе. Ты так прозрачно намекала, что не прочь была бы посмотреть, где я живу…

– Просто хотела разговор поддержать!

– Разумеется. Но потом ты спросила, женат ли я. И это как-то выбило меня из колеи.

Бывает, солнечным весенним днем радостно выбегаешь на улицу в одной футболке, а едва наступает вечер, промерзаешь до костей. Вот примерно так я себя и почувствовала. Не нашлась даже что ответить.

– То, что я тебе сказал, – не совсем правда, – проговорил он. – Я действительно женат. С формальной точки зрения. Но вместе мы не живем. И скоро уже перестанем быть женаты.

Похоже, он не мог заставить себя произнести слово «развод».

– Понятно.

– У меня сейчас непростой период в жизни, – сказал он. – И честно говоря, в первую нашу встречу я не понял, насколько ты юна. Только потом, в ресторане, разглядел, какая ты милая и неискушенная…

– Милая?

Он засмеялся:

– В этом нет ничего оскорбительного, Анна! Не обижайся. В общем, я пытался поступить по совести – хочешь верь, хочешь нет. Счел за лучшее не лезть в твою жизнь. Но выбросить тебя из головы не смог. Мы так душевно провели время в тот вечер… И я подумал: а почему, собственно, нет? Если ты ничего не имеешь против.

Он выключил свет.

– Я просто не хотел вводить тебя в заблуждение, – сказал он в темноте. – Насчет того, что могу тебе предложить. Потому что, честно говоря, сейчас я могу предложить не так уж много.

Он произнес это очень просто, почти иронично, словно говорил о ком-то постороннем, – и у меня не осталось сомнений, что он как никогда далек от лукавства.

* * *

Утром, когда я проснулась, он сидел за столом с ноутбуком. Он не предложил мне кофе, не спросил, как спалось, и не вернулся ко мне в постель, но на улице целовал меня дольше, чем мог бы. И сказал: «До скорого».

Его квартира была в двух шагах от консерватории, но до начала занятий оставалось еще несколько часов, поэтому я поехала домой переодеться. Митчем-роуд показалась мне еще серее, чем обычно. Желтый салон фотоуслуг, синий банк и красный почтовый ящик были безмолвны и унылы, словно на выцветшей за много лет фотографии. В витринах химчистки понуро висели линялые костюмы, и кучи когда-то яркой одежды, сваленной у закрытых благотворительных магазинов, потемнели под моросящим дождем. Здесь все теряло цвет.

Миссис П. была на кухне. Она сидела за столом, уставившись на дверь, словно актер, который ждет за кулисами, а на сцену всё не зовут. Казалось, большую часть времени она ничего не делала. Она могла войти в