Книга Послушник забытого бога - Евдоким Котиков

кто был способен работать с этой стихией, так что главной функцией камня была вентиляция помещения — и на том спасибо.

Голубой ромб — Лёд — умиротворение. Стены вокруг камня всегда были покрыты инеем.

Белый круг — Свет — любовь. Этот камень освещал всё небольшое помещение. Более-менее сносно управляться со светом и тьмой из тысячи человек могли единицы. И это даже не смотря на то, что в недрах горы Вноши, расположенной не так уж далеко от Олоба, были локальные источники этих стихий.

Зелёный крест — Жизнь — наслаждение. Большинство горожан нашли себя именно в этой стихии, так как рядом со Свободными землями, к которым принадлежал Олоб, располагался глобальный источник стихии жизни.

Жёлтая четырёхконечная звезда — Электричество — радость. Его тоже не стоило трогать, чтобы не получить удар током. Не смертельно, но приятного мало.

А над дверью, за спиной Хеди, можно было разглядеть фиолетовый шестигранник — знак божественной силы. Как и оранжевый полукруг, этот камень был «особым»: он тоже не светился, в отличие от остальных десяти. Говорили, что на инициацию может явиться один из богов и одарить человека своей стихией в обмен на службу. Хеди считал это сказками, хотя вполне допускал, что богиня жизни, Ники, могла явиться тем, чья душа открыта. Хеди, как, кстати, и его сестре, природа не давалась от слова совсем, так что на явление богини он не рассчитывал.

На коричневой трапеции круг замыкался.

Хеди был здесь неоднократно. И отлично знал, что его должно ждать. Но прежде всего, нужно привести эмоции в порядок и успокоиться. А затем выделить каждое чувство по отдельности и ждать отклика стихии. Это же очень просто. У каждого есть своя стихия. Каждый рано или поздно учится понимать свои эмоции и контролировать их. Выдох, вдох. Выдох. Вдох. Выдох… Вдох…

…

От чёрного и белого камней одновременно отделились силуэты, похожие на каких-то зверьков. Словно зеркальные отражения, они двигались навстречу друг другу.

Хеди не понял, что происходит и как такое вообще возможно. Считалось, что свет и тьма не просто конфликтны — они не совместимы. Что всё это могло значить?

Силуэты приблизились вплотную и слились в один.

Вспышка!

И Хеди падает на каменный пол, схватившись руками за голову…

Глава 7. А у кого сейчас нет биполярки?

Я уже успел поныть, что всё это была подстава? Значит, повторюсь. Другого слова я подобрать не смог.

Вот лежал я себе на ИВЛ, значит, никого не трогал. Тут — здравствуйте! — ласка сидит в белом костюмчике. Хоп! И я среди снегов с двумя сучностями, у которых тараканов в голове больше, чем снежинок в той очаровательной ледяной пустыньке. Спасибо, что хоть безумное чаепитие не закатили. Долго ли, коротко ли, но вот я прошёл инструктаж и готов прыгать на Суру с парашютом и даже без.

Часов при мне не было, но по ощущениям от укола в больнице до “дай лапу Гермиготу” и полдня не прошло.

И вот уже я валяюсь на каменном полу храма-сарая с шестнадцатью прожитыми здесь, в Олобе, годовыми циклами и нестерпимой головной болью. А это пушисто-хвостатое божественное недоразумение шаманит надо мной.

— Спокойно, Саша, потерпи немного, сейчас скину тебе на лимбическую систему и неокортекс всё, что нужно, и пойдём формировать миелиновые оболочки…

— Шестая нота… — честно попытался я обматерить Гермигота, но от собственных слов на одновременно и неизвестном, и знакомом языке мне стало ещё хуже.

Отчего я лежу на полу, обхватив голову руками? Воспоминания из прошлой жизни, от детского сада до встречи с Визером, постепенно возвращались ко мне. Причём моё сознание с трудом сдерживало их поток.

И ладно бы на этом всё, но все мои воспоминания с Земли накладывались на память о жизни здесь, в Олобе. Точнее, пытались наложиться, но выходило плохо. То есть у меня вообще не выходило, плохо выходило у Гермигота.

Голова болела нестерпимо, воспоминания перепутались, словно их перемешали миксером и теперь пытались затолкать целую цистерну полученной массы в черепную коробку. К счастью, мозг быстро понял, что нужно делать, и перевёл меня в режим гибернации — я отключился.

И вот нет бы дать мне спокойно полежать в беспамятстве, пока мозг плавился от объёма информации, обработать которую он был не в состоянии. Стоило лишь на мгновение потерять связь с реальностью, и снова здравствуйте! Передо мной за столом сидел Визер. На этот раз в белом халате, на столе лежала сумка с набором для реанимации. Хорошо устроился, и тут, и там его передают, морду усатую.

— Очень смешно. Ты притащил меня в этот мир, чтобы вот так тупо убить? Оно, конечно, спасибо за тихую и скучную жизнь в этой пасторальной средневековой дыре, но вот честно, неужели ничего получше было не придумать?

Кажется, это была моя самая длинная реплика за всю историю общения с божественной лаской…

— Спокойно, спокойно, — Визер примирительно поднял лапки. — Маленькая недоработка: не ожидал, что ощущения будут настолько неприятными. Мне уже недолго, скоро будешь знать и уметь всё точно также, как в прошлой жизни, даже лучше, а небольшая электростимуляция…

— Нет, ты скажи, вот зачем? — невежливо перебил я, пытаясь не дать заговорить мне зубы. Негодование никуда не делось. И причин на то было немало. Шестнадцать… Да нет, даже больше! Восемнадцать лет, как я живу тут. Восемнадцать земных лет, Карл! Тут и у здорового крыша поедет, а я вроде как умер только сегодня. Хотя это для Саши «сегодня». А для Хеди это было давно. Впрочем, я и есть Саша. Хотя Хеди — это тоже я…

— В детский мозг все твои воспоминания, знания и навыки не вместились бы, он ещё не сформирован до конца, нужные доли просто не готовы к такой информации, вот и пришлось ждать, когда твои нервные клетки созреют, — прервал мои нездоровые мысли Визер.

— А сразу взрослым нельзя было?

— Можно. Но без бумаг и знаний долго бы тут протянул? Здесь же совсем другие законы. А чтоб попасть в другого человека… его нужно убить. Ты сможешь, решая дилемму «тварь я дрожащая, или право имею», выбрать второе?

Нет, на такое я бы не согласился. Но и на то, чтобы взрывать мой мозг, я тоже согласия не давал.

— Выбора, значит, не было? Мог бы и предупредить тогда хотя бы!

Как бы там ни было, моё возмущение постепенно сходило на нет.