Книга Камень, ножницы, бумага - Инес Гарланд

там был уже с самого утра, выполняя поручения типа подай-принеси.

После захода солнца мама, облаченная в легкую юбку лавандового цвета и цветастую блузку, и папа в своем светлом пиджаке и элегантных брюках сели в лодку и переплыли канал. У меня была задумка пригласить Кармен и Марито полюбоваться восходом луны в устье реки, но потом мы все втроем решили, что не хотим пропустить зрелище съезжающихся на праздник гостей. Чуть ниже по течению, усевшись на стул, устроилась на своем причале и донья Анхела, рядом с ней примостился Лусио, а возле него – Бартоло с торчащими вверх ушами, весьма внимательно следящий за разворачивающимся представлением.

Электрические лампочки подсвечивали деревья, и, по мере того как становилось всё темнее, сад на другой стороне канала всё больше походил на театральную сцену. Гости сбивались в кружки, которые медленно перемещались между столами, а их голоса и смех долетали до нас урывками, с дуновением ветерка, как веселые фрагменты некой пьесы. К восьми прибыл большой арендованный теплоход с основной массой приглашенных и музыкантами: целым камерным оркестром, который устроился в беседке и принялся настраивать инструменты.

Мы с Кармен и Марито приготовили свой собственный пикник и поставили себе стол прямо на причале. Солнце зашло. Когда над кронами деревьев дальнего берега показалась луна, по поверхности воды до нас добежал голос флейты – чистый и сладостный, как сама ночь. Кармен нашла мою руку и сжала ее, а я с трудом подавила желание взять за руку Марито. Я слышала, как он неожиданно глубоко вздохнул – с первыми звуками флейты.

Никто из нас троих, пока звучала музыка, не произнес ни звука. С началом каждого нового произведения мы переглядывались, ошарашенные, и глаза моих друзей сверкали в лунном свете от переживаемых чувств. В полночь погасли все огни, и кто-то начал шествие через сад с огромным тортом в руках. Над рекой зазвучала деньрожденная песенка гостей, заглушая обычные ночные звуки. Горящие свечки на торте выхватывали из темноты дрожащие в колеблющемся свете лица, а потом, через мгновение, их освещала уже только луна.

Через какое-то время после того, как начались танцы, Кармен в шезлонге уснула, а я спустилась по лестнице к реке и окунула ноги в воду. Ночное течение ласково щекотало мне лодыжки. До моих ушей издалека, с другой стороны канала, доносилась танцевальная музыка, а здесь, рядом со мной, звучала другая – плеск воды об опоры причала.

Марито сошел по ступенькам и сел рядом со мной, тоже опустив ноги в воду. И вдруг мне показалось, что лягушки в нашем саду поют просто оглушительно, а музыка и смех с другой стороны канала ушли далеко-далеко. Было жарко. Я приподняла волосы. Марито опустил руку в воду, а потом положил эту прохладную мокрую руку мне на затылок. Я склонила голову на грудь и закрыла глаза. Почувствовала, что футболка прилипла к спине. И боялась, что в темноте раздаются громкие удары моего сердца.

– Жарко, – сказал он.

– Почему бы нам не искупаться? – осмелилась предложить я.

Когда мы были маленькими, мы часто это проделывали, но вот уже скоро два года, как по ночам мы уже не купаемся. Я попросила его закрыть глаза, пока я буду раздеваться, и он прикрыл лицо руками. Штаны и футболку я оставила на ступеньке. Прыгнула в воду, позволила течению оттащить себя на какое-то расстояние, а потом схватилась за трос швартова, висящий над водой. Лебедка с жалобным скрипом повернулась, трос подался и спустился до самой воды. Потом я ушла под воду с головой. Единственное, что я могла там услышать, – так это жужжание в собственных ушах. Как Марито снимал брюки, я не видела. Внезапно он появился рядом со мной – я почувствовала его прикосновение, когда он схватился за тот же трос, но чуть ниже по течению. Я развернулась – лицом к нему. Течение не было сильным, но я его чувствовала: вот вода обнимает меня, а потом течет своей дорогой – к Марито. И я знала: если отпущу трос, меня тут же прибьет к его телу, но делать этого не собиралась. Это он приблизился ко мне, перебирая руками трос, чтобы пойти против течения. Выглядел он очень серьезным, и мне не сразу удалось понять выражение его лица: смотрел он на меня так, как будто меня боится. И я почувствовала, что он вот-вот меня поцелует, и стала думать, а что сделаю я, если так и будет. Он продолжал смотреть на меня. Я задрожала. Через какое-то время, которое показалось мне вечностью, Марито приблизился еще немного. Очень медленно, как будто опасаясь меня испугать, он протянул руку и коснулся моего лица.

Я не слышала мотора катера своих родителей, пока они не оказались совсем рядом. Тут я дернула за трос, чтобы добраться до причала раньше них, и даже не успела застегнуть молнию на брюках, когда папа крикнул мне, чтобы я крепила концы.

Марито к этому моменту уже исчез. Я решила, что он, наверное, позволил течению отнести себя к их причалу. Намного позже, когда Кармен уже ушла, а мы с родителями закрыли за собой дверь, он пришел забрать свою одежду. Я видела его из окна своей комнаты. В лунном свете движения его напоминали кошачьи. Никогда еще в жизни я не чувствовала себя такой счастливой.

15

Проснулась я около полудня – с мыслью о Марито, словно с того момента, как мы оба были в воде, не прошло и секунды. Вскочила и быстренько оделась. С ощущением, что не смогу дышать, если сейчас же не увижу его. Пробегая через мостик, услышала смех Лусио, болтающего ножками в воде, и голос Кармен.

– Бей ножками, бей, – повторяла Кармен. Бартоло поддерживал ее громким лаем.

Марито с ними на причале не было. Я заглянула в кухню доньи Анхелы и позвала его. Но в доме не было никого.

– А где Марито? – спросила я Кармен самым нейтральным тоном, на который в тот момент была способна.

– Да он как встал, так сразу и говорит, что нужно съездить в Сантьяго, дядьев проведать, – сказала Кармен. – Уехал на утреннем катере.

Я опустилась на скамейку. Ноги отказывались меня держать. Уж не знаю, что там было у меня на лице написано, но Кармен, не сводя с меня глаз, принялась ощупывать свои карманы.

– Да что это с вами? – проговорила она. – Он тебе записку оставил.

Записка была внутри одного из конвертов венгерки. На нем было напечатано имя Кармен, а под ним печатными буквами Марито написал «Альме».

Я направилась к тростникам. За моей спиной раздался голос Кармен, она посылала Лусио спросить о чем-то у доньи Анхелы, а потом пошла за мной.

– Что это ему приспичило тебе писать? – спросила Кармен, приближаясь.

– Я хочу прочесть это одна, – сказала я.

Она сразу же остановилась.

– А, ну ладно, секрет, значит, – сказала она, и я подумала, что сейчас она уйдет, но Кармен осталась стоять – прямо передо мной.

Трясущимися руками я открыла конверт. Листок был сложен вчетверо и приклеился к уголку конверта. Я дернула и оторвала его. «Нам лучше забыть о том, что было прошлой ночью», – вот что было там написано. Только это. Без подписи.

На глаза навернулись слезы. Как я забуду о самом прекрасном, что когда-либо случалось в моей жизни? Я снова перечитала этот текст, посмотрела на оборотную сторону листка, заглянула внутрь конверта.

– Уехал, – сказала я сама себе.

– Да я ж тебе уже сказала, что он уехал, – отозвалась Кармен. – Может, ты всё-таки скажешь, что с тобой происходит?

Я засунула записку в карман брюк.

Кармен фыркнула и, обиженно взглянув на меня в последний раз, повернулась спиной.

– Поеду в дом венгерки, – сказала она.

– Погоди, – сказала я. – Я с тобой.

Мы сели в лодку, Кармен отшвартовалась и взялась за весла. Я села на корме. Мы плыли, а у меня по лицу текли слезы, и я ничего не могла с этим поделать; записка в кармане тянула вниз каменной глыбой. Время от времени Кармен глубоко вздыхала, но ничего не говорила. Я прекрасно понимала, что она ждет, что, будь ее воля, она бы меня утопила, лишь бы я заговорила; ее вздохи и взгляды были куда страшнее, чем любые расспросы.

– Камень, ножницы, бумага, – сказала она. – Если проиграешь – всё мне расскажешь.

Кармен сложила весла, и лодку развернуло, как будто