Книга Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия - Юрий Николаевич Александров

многолюдное и с той особенностью, что в экипажах бывало больше детей и публика была более разнокалиберная, шло в том же порядке, но на площади, где толпился народ, не было балаганов, музыки и вообще каких-либо увеселений, а с ларей и в палатках, да и вразнос торговали вербами, венками, грубо сделанными фальшивыми цветами, игрушками и кое-какой мелочью. Теперешнего торга и продажи «морских жителей»,* «тещиных языков»* и т. п. не производилось, и было более чинно. Зато продавались вышедшие совсем из употребления детские вербы в виде деревца с листьями и плодами: вишнями, грушами и яблоками, сделанными из воска красного и желтого цветов и с восковым же, чрезвычайно румяным, херувимом на самом верху.

Летние народные гулянья, сперва в Марьиной роще, а потом в Сокольниках, обходились без балаганов, но зато на траве, в тени деревьев устанавливались столики с тут же ставившимися и приятно дымившими на свежем воздухе самоварами, и происходило усиленное чаепитие, а попозднее водились хороводы и шел пляс под гармонику.

Элегантная публика, съезжавшаяся из Москвы по вечерам в Петровский парк, когда было поменьше пыли, каталась там по аллеям верхом и в экипажах, а затем у круга, недалеко от Петровского дворца, рассаживалась на садовые скамейки и на стулья за столики, наблюдая друг за другом, и пила тоже, но уже хорошо сервированный чай, кофе, прохладительные напитки (содовая и вообще искусственно газированные воды вошли тогда в моду), а «золотая молодежь» мужеского пола тянула потихоньку шампанское из чайников.

Москва доныне [1914 г.], несмотря на водопровод и канализацию, не может добиться чистого воздуха, и к иным дворам лучше и сейчас не подходить, но в шестидесятых годах зловоние разных оттенков всецело господствовало над Москвой. Уже не говоря про многочисленные, примитивно организованные обозы нечистот, состоявшие часто из ничем не покрытых, расплескивавших при движении свое содержимое кадок, в лучшем же случае из простых бочек, с торчащими из них высокими черпаками, движение которых по всем улицам, начавшись после полуночи, а то и раньше, длилось до утра, отравляя надолго даже зимой всю окрестность, — зловоние в большей или меньшей степени существовало во всех дворах, не имевших зачастую не только специально приспособленных, но никаких выгребных ям. Места стоянок извозчиков, дворы «постоялых», харчевен, простонародных трактиров и тому подобных заведений и, наконец, все почти уличные углы, хотя бы и заколоченные снизу досками, разные закоулочки (а их было много!) и крытые ворота домов, несмотря на надписи «строго воспрещается…», были очагами испорченного воздуха. А что за зловоние держалось безысходно хотя бы на Тверской, между Охотным рядом и той стороной, где Лоскутная гостиница!* Слева несся отвратительный запах гниющей рыбы, а справа из лавок, где продавались свечи, простое мыло и т. п., нестерпимая, доводившая до тошноты, вонь испортившимся салом и постным маслом.

Тверская, в особенности же Кузнецкий мост достигли значительного прогресса в отношении внешности расположенных на них магазинов, но большинство торговых заведений и лавок на других улицах сохранило прежние допотопные вывески с неграмотными, нередко смешными надписями и картинами, наивно изображавшими сущность торгового предприятия; особенно часто бросались в глаза вывески «табачных лавок», на которых обязательно сидели по одну сторону входной двери азиатского вида человек в чалме, курящий трубку, а на другой негр или метис (в последнем случае в соломенной шляпе), сосущий сигару; парикмахерские вывески изображали обычно, кроме расчесанных дамских и мужских голов, стеклянные сосуды с пиявками* и даже сцену пускания крови; на пекарнях и булочных имелись в изображении калачи, кренделя и сайки, на колониальных — сахарные головы, свечи, плоды, а то заделанные в дорогу ящики и тюки с отплывающим вдали пароходом; на вывесках портных рисовались всевозможные одежды, у продавцов русского платья — кучерские армяки и поддевки; изображались шляпы, подносы с чайным прибором, блюда с поросенком и сосисками, колбасы, сыры, сапоги, чемоданы, очки, часы, — словом, на грамотность публики и на витринную выставку торговцы не надеялись и представляли покупателям свой товар в грубо нарисованном и раскрашенном виде, причем и самые вывески были неуклюжи и в полной мере некрасивы.

Торговля мало изменилась, и приемы, по крайней мере, в сравнительно мелкой коммерции, сохранили характер чуть ли не допетровской старины. В «городе», как назывались старые ряды, замененные теперь громадным и прекрасным в архитектурном отношении зданием* на Красной площади, веяло Азией: казалось, что находишься в восточном караван-сарае. Да, смирнские и константинопольские крытые базары очень близки к прежним московским городским рядам. Они представляли, несомненно, интересную и оригинальную картину, снаружи ряды достаточно походили на теперешний петербургский Гостиный или Апраксин двор: невысокие, но длинные, крытые, аркообразные и полутемные ходы пересекались идущими им вразрез другими такими же галереями с перекрестками, конечно, каменные, выбеленные, с каменными же, выбитыми в середине пешеходами, полами, без каких-либо орнаментов, с неглубокими торговыми помещениями, еще более темными, отделявшимися от самой галереи деревянными перегородками с дверями, а иногда, если торговое дело было небольшое, прямо прилавком; у столбов арок пристраивались совсем открытые шкафы и лари с товаром. Во всех магазинах где велась сколько-нибудь солидная торговля, имелось верхнее помещение («палатка»), служившее частью конторой и складом для товара, частью таким же помещением для торговли, куда покупателям приходилось взбираться по крутой деревянной лестнице.

«Город» представлял из себя громаднейший лабиринт галерей, ходов, переходов и линий, в этом лабиринте была сосредоточена вся главная, «расхожая» торговля Москвы; тут можно было приобрести решительно все нужное москвичу, и притом за цену, более дешевую, чем на Кузнецком мосту или на Тверской. Торговля не была беспорядочно разбросана по рядам, она собиралась к одному месту по специальностям; так, галерея, носившая название Панской, торговала сукнами, Москательная — пряными товарами, Ножовая линия сосредоточивала у себя предметы, соответствующие ее названию; иконы и вообще церковные принадлежности располагались в особой галерее, шелковые и бархатные материи тоже; специальные вывески перед началом линии указывали, чем в ней торгуют; в знаменитом Сундучном ряду можно было, кроме того, получить превосходные на вкус ягодные и фруктовые квасы и тут же у разносчиков славившиеся на всю Москву горячую осетрину, ветчину, сосиски, мозги и печеные пирожки с разнообразной начинкой. Желавшие закусить садились за небольшие столики, и тут перечисленные яства сервировались им на блюдечках, при которых подавалась вилка и для вытирания рук серая пропускная бумага; квас разливался в невысокие стеклянные кружки с ручкой.

В «городе» днем всегда бывало очень оживленно и шумно; в иные предпраздничные дни покупающая публика шла по линиям сплошною толпой, причем новички, провинциалы и