Книга Сказки - Константин Яковлевич Лагунов

посмотрели на рабочих. А потом Питер Ушка взял кирпич и спросил:

— Это что?

— Кирпич, — насмешливо откликнулся Перчик.

— Его не едят? — спросила Мери.

— Нет, — засмеялся Перчик. — Из него дома строят.

— А я люблю только то, что съедобно, — капризно проговорила Мери.

— Осмелюсь потревожить вас вопросом: как же вы будете жить? — поинтересовался Пахтачок.

— Очень просто. Как все.

— Но ведь все работают, — вступила в разговор Кукурузинка, — а вы как будто и не думаете трудиться. Ну, хоть что-нибудь вы умеете делать?

— Конечно, — решительно воскликнул Питер Ушка. — Мы можем… э… петь и… э…

— Танцевать, — подсказала Мери.

— Танцевать, — повторил Питер, — и ещё э… ах да. Чуть не забыл главного. Мы умеем бить баклуши.

— Это что такое? — спросил Перчик и поглядел на своих друзей.

Те только плечами пожимали.

— Ах какие вы смешные! Это же все знают! — улыбнулась Мери Ковка. — Неужели вы не знаете? Ну, как бы вам попонятнее растолковать. Бить баклуши — это… это… не знаю, как и объяснить… Лучше мы с Питером покажем вам, как это делается. Покажем, Питер?

— Ну что ж, — лениво промолвил Питер Ушка, — если они не знают, давай покажем.

Он не спеша скинул куртку, расстелил её на земле. Оба рядышком уселись на куртке. Мери раскрыла над головой большой зонт, и они стали о чём-то вполголоса переговариваться. Прошло десять минут, полчаса, а они всё что-то бормотали. Потом Мери громко сказала:

— Надоело, — и зевнула.

— Тогда споём нашу любимую. — Питер потянулся, и они медленно, глухими, сонными голосами запели:

Часы и дни несутся прочь.

Нам всё равно,

Что день,

Что ночь.

Во всём мы любим

Тишь да гладь,

Тепло,

Уют

И свет.

А до другого, так сказать,

Нам вовсе дела нет.

Баклуши бить — не землю рыть,

Не строить, не косить!

Готовы мы баклуши бить,

Всю жизнь баклуши бить.

Мери зевнула. Питер потянулся. Они легли и тут же уснули.

— Раз, два, три, четыре, пять — ничего нельзя понять, — затарахтел счётами Репь Репьёвич. — Полчаса они сидели, полчаса нам песню пели. Ну, а как баклуши бить, разрешите их спросить?

— Чего их спрашивать, они спят как убитые, — сказала Кукурузинка.

— Попробуй разгадать эту арабскую загадку. Что такое баклуши? И почему их надо бить? Чем бить и зачем? — Пахтачок недоумённо развёл руками.

— Подождём, увидим, — успокоил его Старший Травинка, разгладив зелёные усы.

Мери и Питер проснулись нескоро. А когда проснулись, долго тёрли глаза, зевали, потягивались. Наконец они поднялись, и Питер сказал:

— Ну, на сегодня хватит. Нам пора ужинать и бай-бай.

— Разрешите узнать, а когда же вы начнёте бить эти самые, как их… баклуши? — подскочил к ним Пахтачок.

— Мы их не переставали бить. Пока! До завтра. — И, взяв Мери Ковку под руку, Питер Ушка двинулся к дому.

— Я понял, что такое бить баклуши. — Перчик свистнул. — Это значит ничего не делать. Бездельничать. Они обыкновенные лентяи!

За семью замками

Дом Тыквы стоял на окраине города за высоченным забором. Два огромных замка висели на воротах и дощечка с надписью:

«Берегись. Злые скорпионы!»

И горожане береглись. Обходили стороной Тыквино поместье. Кому же хочется угодить в лапы скорпиону!

Только Боб Бобыч дважды входил в эти ворота.

Впервые он появился здесь на другой день после того, как Тыква вселилась в новый дом.

Важно надув щёки и выпятив живот, Боб Бобыч несколько раз медленно прошёлся перед воротами. Тыква выглянула за калитку и увидела надутого толстяка с портфелем и тростью.

— День добрый, — ласково пропела она.

Но Боб Бобыч не удостоил её ответом. Он глубокомысленно смотрел на ворота и молчал.

Встревоженная Тыква бочком-бочком придвинулась к Бобу и ещё ласковее обратилась к важному незнакомцу:

— День добрый, ваша светлость. Кто вы и откуда?

— Домик ваш? — Боб Бобыч ткнул тростью в ворота.

— Мой. Да и ведь какой это дом! Так себе. Избёнка…

— Не на месте, — перебил Боб.

— Что? — У Тыквы от волнения подкосились ноги, и она плюхнулась в пыль.

— Не на месте! — властным голосом, повторил Боб. — Придётся сносить.

— Как же так? — оторопело бормотала Тыква, сидя в пыли. — Такую красоту сносить… А какие леденцы и монпансье растут в моём саду!

— Леденцы? — переспросил Боб и проглотил голодную слюну.

— И монпансье, и карамель, и лимонные дольки! — Тыква вскочила и заюлила вокруг Боба, — Да вы только войдите. Отведайте.

Боб ещё немного поломался и вошёл.

Через минуту он сидел за столом, а перед ним стояли большие блюда, доверху наполненные сладостями.

— Хорошо, — еле дыша, с трудом проговорил Боб набитым ртом и сунул в него ещё горсть монпансье. — Мы подумаем… — И в Бобовую пасть полетела пригоршня леденцов. — Сделаем… — Он зачерпнул горсть лимонных долек.

Наевшись до отвала, Боб ссыпал оставшиеся сладости в портфель и ушёл, напевая:

Я — толстый, важный господин,

У всех в большом почёте…

Через неделю он снова наведался к Тыкве. И опять она кормила его сладостями. А он ей обещал всё устроить и уладить.

Прошёл день, и Боб Бобыч опять постучался в знакомые ворота. Послышалось злое щёлканье скорпионовых клешней.

Боб постучал ещё раз, ещё. Ворота не отворялись. Тогда он принялся барабанить в них тростью. И вот тяжёлые створки ворот медленно, со скрипом распахнулись.

Но едва Боб Бобыч вошёл во двор, как на него с яростью набросилась целая свора скорпионов. Тыква с крыльца подзадоривала их:

— Жальте его! Пусть знает, как чужие сладости лопать! Как бедных женщин обманывать!

Разъярённые скорпионы уже нацелили свои ядовитые жала. Боб ткнул тростью в одного скорпиона, кинул портфель в другого, а сам подпрыгнул, схватился за ветку и повис, болтая ногами.

Сучок, на котором