Книга Покоряя Эверест - Джордж Мэллори

всплеск интереса разрушил чары и оказался странно бодрящим – будто и вправду шла речь о том, сыграть ли сегодня в ту старую опасную игру с горами. Но прошло много времени – почти три часа с начала старта, а пройденное расстояние не казалось таким уж крупным достижением. И, когда они наконец расположились на завтрак, он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме терзающих его мучительных ощущений. Его желудок казался заполненным свинцовыми брусками, а тело было таким разбитым, словно ему приходилось тащить высоко вверх по снегу и камням мешки с рудой.

Завтрак оказался долгой трапезой (или, скорее, им пришлось делать длительный привал, час с четвертью вместо обычных сорока минут), затянувшейся из-за небольшого злоключения, если считать его таковым. Случайно сдвинутый камень опрокинул кипящую кашу. Грэм, известный в Альпах неуемной страстью к полевой кухне, был явно раздражен, хотя и не показал этого, даже имея полное право возмущаться, поскольку на него и было возложено бремя наводить порядок. Он сразу же вернул котелок на место и снова насыпал в него снега и овса. Гарри, однако, проявил большое сочувствие к виновнику задержки. Быть может, он испытал приступ легкого сожаления. Либо своей позицией он пытался не ослабить дружность и союзничество группы. Или, возможно, хотел заранее обрести своего рода страховку от слабости человеческой натуры – индульгенцию на случай, если напортачит сам, – хотя не то чтобы он в ней нуждался. По крайней мере, все остались открытыми к диалогу и готовыми выслушивать друг друга. Это успокаивало.

Но на привале было утешение и больше этого. Они отдохнули, и отдых сам по себе был не последней наградой. Там было невероятно красиво, хотя он не считал, что эти места красивее других. Разве, чтобы оценить красоту, нужно сравнивать ее абсолюты? Здешний пейзаж заметно отличался от прекраснейших горных картин, в которых часто драматически доминирует чистая мощь или суровое великолепие единственной вершины – например, Вайсхорн[73], или Маттерхорн[74], или Дан-Бланш. Здесь же его окружило заколдованное воинство. Вероятно, у каждого, кто узнал великих каменных воинов Монблана, в воображении отведено для них отдельное место, как у него. Их чары пленили и заворожили его разум во время первого привала. Его впечатлило не только то, что он непосредственно видел, каким бы прекрасным ни было это зрелище. А еще и смысл всего этого, что высказан или нет, но незримо присутствует, ведь, казалось, не осталось никаких ограничений для свободы духа. Поэтому, пока он просто смотрел и изумлялся, ощущая широту, высоту и пространство, вопрос его самочувствия отошел в сторону. Конец пути все еще был немыслим. Он отбросил все тревожные размышления на эту тему, не желая утопать в смятении. Добраться туда! Все остальное не имело значения. И, хотя пока еще не было уверенности в судьбе всей экспедиции, он был спокоен относительно завтрашнего дня. Свершилось самое главное – разум отправился в полет, а остальное само о себе позаботится.

Проблемы его продуктивности, однако, приобрели всю свою тревожную значимость, когда отряд снова двинулся в путь. Завтрак, насколько он мог судить, не удался. Он не грешил на съестные припасы, но ему они впрок не пошли. У него не было сил для того, что ждало его впереди. Грэм, как и прежде, был ведущим, а сам он шел на веревке следующим в связке. Камни и снег были в хорошем состоянии, и им помогали острые маленькие наконечники кошек. На длинной дистанции никаких серьезных причин для задержек не предвиделось. Для него главным делом было не отставать – легче становилось на скалах, где он мог цепляться руками. Иногда более трудный проход позволял ему подождать, пока лидер продвигался один, а Гарри поднимался следом. Но ни один из них не терял время впустую. Бывали моменты, когда ему хотелось, чтобы эти стальные люди проявили хоть какие-то признаки усталости, но их бравый настрой прогонял утомление. Было облегчением выбраться к узкому гребню. Наклон стал менее крутым, и спешить было незачем.

Затем они столкнулись с большой башней. Это был благословенный кульминационный момент, наконец-то! Древняя гора готовилась дать отпор. Грэм остановился посоветоваться с ним, как им идти дальше. Обсуждать маршрут с остальными было принципом Грэма, что советчик искренне ценил: он питал страсть к проектированию возможных маршрутов и всегда имел свою точку зрения насчет наилучшего пути. Почти с первого взгляда было очевидно, что они могут обойти это препятствие слева. Грэм указал на это. Но на то, чтобы прорубить там ступени, уйдет много времени, и им все равно придется подниматься на гребень, что может оказаться трудной задачей. Поэтому он предложил Грэму альтернативный план. Со своей позиции они могли бы взобраться на выступающее плечо справа от жандарма[75]. А оттуда – оценить, возможно ли пробраться по этой стороне или даже, предположительно, перелезть через вершину. Они могут потерять полчаса, но если найдут более простой вариант подъема, то сэкономят гораздо больше времени. Его предложение приняли, но полчаса пролетели без какого-либо положительного результата. Так что они решили обогнуть башню с левой стороны – и эта задача, к счастью, решилась, хотя и пришлось потрудиться, поднимаясь по крутому и узкому камину[76], прежде чем они добрались до места своей нынешней стоянки. Именно в тот момент, когда Грэм прорубал ступени для траверса[77], произошло неслыханное и почти немыслимое. Второй человек, сидевший на выступе, обнимая камень, вокруг которого он обвязывал веревку, заснул. Его разбудил голос Гарри (Гарри был за углом), напоминающего ему вернуть веревку лидеру. Сколько он проспал? Возможно, всего несколько секунд – в любом случае не дольше, чем с момента, как ему вручили эту веревку. Гарри лишь пошутил и посочувствовал, а Грэм беспечно отнесся к этому инциденту. Но это не меняло факта. Он уснул на посту – еще и на таком ответственном. Что касалось веревки, он надеялся, что в случае рывка он бы инстинктивно повис на страховке: но если бы он упал…

Он перебирал все это в уме, лежа в своей нише лицом к большой башне. Весь поход превратился в историю его некомпетентности. Он только что выронил ручку котелка, который теперь лежал где-то на дне черной шахты между его ногами – если у нее вообще было дно. Эта очередная глупость довела его до белого каления. «Плевать, – говорил он себе, – плевать». Но в таком настроении нужно решить еще один вопрос – потерянные полчаса! Было вполне ясно, что правая сторона жандарма