Книга Доброе дело - Михаил Иванович Казьмин

моём вопросе. — А не могло ли так случиться, что Николай Матвеевич знал, кто отравил вашего супруга? Или ему показалось, что знал? И он взял на себя чужую вину, желая выгородить отравителя?

— А сам Николенька что о том говорит? — вышла из оцепенения Гурова. Кстати, почему она называет его так? Тоже надо бы разобраться…

— Ничего, — я подумал, что скрывать нынешнее положение младшего Погорелова нет смысла. — Он вообще отказывается говорить о причинах, побудивших его как к убийству, если, конечно, он в нём виновен, так и к самооговору, что мне представляется более похожим на правду.

— Полагаете, Николенька питает некую приязнь к тому, чью вину берёт на себя? — тут Ангелина Павловна позволила себе кокетливую улыбочку, но так, всего на мгновение. Я согласно наклонил голову.

— Знаете… — она изобразила задумчивость. Да, наверняка именно изобразила, пусть и не было у меня полной в том уверенности. — Мне кажется, я понимаю, о ком тут может идти речь, — Гурова снова улыбнулась, на этот раз уже по-доброму.

— И о ком же? — похоже, начинается самое интересное…

— Николенька проявлял известного рода интерес к Даше, мой служанке, — теперь её улыбка смотрелась хитренько, — ну, вы понимаете… — добавила Гурова, понизив голос. Я сделал вид, что не понимаю, и она продолжила: — Да мы с вами сей же час Дашу и спросим!

Честно говоря, я бы предпочёл побеседовать с этой самой Дашей без присутствия хозяйки, но вот сейчас выбора у меня не оставалось — Ангелина Павловна уже нажала кнопку вызова. Не прошло и полминуты, как в комнату вошла невысокая русоволосая девушка в простом тёмно-синем платье с белым передником.

— Госпожа, — поклонилась она.

— Даша, у боярина Левского к тебе вопросы, — повернулась к ней Гурова. — Отвечай боярину правдиво и без утайки.

— Ваше сиятельство, — на сей раз девушка поклонилась мне одному.

— Скажи, Даша, — я постарался, чтобы голос мой звучал спокойно, без осуждения или, упаси Боже, насмешки, — оказывал ли тебе внимание Николай Матвеевич Погорелов?

— Николай Матвеевич всегда был ко мне добр, — Даша потупила глазки, — слова мне говорил приятные, подарки делал…

— И только? — тут уже я позволил себе подпустить в голос недоверия.

— Ох, ваше сиятельство… — Даша чуть-чуть повернулась и стрельнула глазками в сторону хозяйки. Эх, до чего же неудачно вышло-то! Чтобы спрашивать Дашу, мне пришлось отвернуться от Ангелины Павловны, и я не смог заметить, чем она ответила на немой вопрос своей служанки.

— Что — ох? — теперь я придал голосу строгости.

— Не только… — тихонько ответила девушка, вцепившись пальцами в передник.

— И как часто случалось это «не только»? — я снова старался спрашивать бесстрастно.

— Да год уже всякий раз почти, когда Николай Матвеевич гостил… — произнесла она ещё тише, уже почти шёпотом.

Тут мне всё-таки удалось извернуться и бросить взгляд на Гурову. Не уверен, правда или нет, но мне показалось, что ответами Даши её хозяйка осталась довольна.

— Что же, Ангелина Павловна, — пора было с ними обеими заканчивать, — я услышал достаточно. Благодарю, что позволили мне поговорить с Дашей и прошу вас не наказывать девушку строго.

— Не смею вам отказать, Алексей Филиппович, — склонила голову Гурова. — Вы так добры…

— Но это же невозможно! — взвилась она, едва Даша нас оставила. — Даша не могла отравить Захарушку!

— В данном случае не так важно, могла или нет, как важно то, что об этом думал Погорелов, — ответил я. — А Даше придётся рассказать всё губным.

— Да-да, я понимаю, — согласилась вдова. — Но они же её посадят в холодную! Кто будет мне прислуживать? — заволновалась она.

— Это ненадолго, — заверил я её. — Да и не посадят, скорее всего, тем более, если не виновата. Допросят, в тот же день и отпустят с миром.

Кажется, помогло — Ангелина Павловна успокоилась. Прикинув так и этак, я решил, что больше узнавать у вдовы Гуровой пока что нечего, и попрощался. Следующим объектом моего внимания была ещё одна в этом доме женщина, носившая фамилию Гурова — Ольга Кирилловна, супруга Фёдора Захаровича, к ней я и направился. Шёл не торопясь, переваривая впечатления от беседы с вдовой и её служанкой. Собственно, впечатление пока что имелось всего одно — Ангелина Павловна оказалась не единственной в доме актрисой, и они с Дашей разыграли передо мной спектакль, смысла которого я совершенно не понимал. Что ж, об этом можно подумать и потом, пока же следовало набраться других впечатлений.

…Ольга Кирилловна Гурова выглядела старше Ангелины Павловны не на три года, как оно было записано в деле, а никак не меньше, чем лет на пять-семь. Да и вся её наружность прямо-таки напоказ противоречила облику вдовы — если у бывшей звезды сцены даже чёрное траурное платье смотрелось лёгким и воздушным, то Ольга Кирилловна носила траур, так уж траур, её платье казалось бы тяжёлым и мрачным, даже не будь оно чёрным. Вдобавок Ольга Кирилловна напустила на лицо выражение строгости и недовольства, явно наперекор живому и миловидному даже при маске грусти и печали лицу вдовы.

Сильно долгой беседа с Ольгой Кирилловной у меня не получилась. Супруга нынешнего главы Гуровых повторила то, что говорила губным — что в половине третьего пополуночи, страдая бессонницей и выйдя пройтись по коридору, видела, как младший Погорелов спускался по лестнице с третьего этажа, вошёл в коридор второго этажа и проследовал по оному коридору в отведённую ему комнату, причём не просто повторила, а вывела меня в тот самый коридор и показала, где именно она находилась, увидев Погорелова. Да, тут подкопаться было не к чему — если Ольга Кирилловна не лгала, то при имеющемся расположении светильников ошибиться и принять Погорелова за кого-то другого у неё никак бы не получилось. Знала она и о том, что Погорелов сознался в отравлении её свёкра, и так же, как и все прочие, понятия не имела, какую Николаша мог иметь выгоду от смерти Захара Модестовича. В общем-то, всё это я и ожидал от неё услышать. А вот чего никак не ожидал, так это реакции Ольги Кирилловны на вопрос, почему Ангелине Павловне не сказали о признании Погорелова.

— Да какое теперь значение имеет мнение этой актриски! — злобная гримаса появилась