Книга Всемирная история. Византийская империя - Сергей Борисович Сорочан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Как и в любой авторитарной державе, в Ромейском царстве не было большего преступления, чем кафосиос («оскорбление величества») или тираннис (попытки ниспровержения законной власти василевса), поскольку это рассматривалось как покушение на Богом созданный строй и авторитет Помазанника Божиего.
В таких случаях (конечно, если переворот не удался) виновных ожидали самые страшные наказания. Их отрубленные головы, насаженные на копья и выставленные на высоком месте на всеобщее обозрение, по словам историка начала VII в. Евагрия Схоластика, становились «приятным зрелищем для ромеев». Впрочем, на практике смертную казнь чаще заменяли выжиганием глаз, членовредительством, телесными наказаниями. Дело в том, что, ущербный физически, такой человек уже не имел права претендовать на трон. Это можно было подкрепить еще и «политической смертью» – постригом в монахи или ссылкой.
* * *
Вместе с тем император как конкретный человек никогда не обожествлялся. Это противоречило бы самим основам христианского вероучения, признававшего только одного Бога. Недаром в отличие от европейских королей византийские цари, при всем их величии, никогда не выступали в роли чудотворцев, к примеру, излечивавших детей прикосновением руки от золотухи, одной из форм проявления туберкулеза. Василевсами становились вполне земные люди, иногда простого, даже низкого происхождения. Вплоть до XI в. бывший крестьянин, возившийся в грязи, пахавший землю или пасший овец, скотовод, конюх, полуграмотный солдат-наемник, лавочник или меняла, любой правоверный выходец из торгово-ремесленных кругов при благоприятном стечении обстоятельств, удаче и наличии природных талантов вполне мог достигнуть высот власти и даже взойти на священный императорский трон. Специалисты называют это вертикальной мобильностью, понимая под ней существование в Ромейском царстве своеобразного «социального лифта», который создавал возможность перемещения из страты в страту, с самого низа до верхов. Как иронично заметил по этому поводу протоиерей Александр Яровой, «возможно, с Византии, где даже армяне и хазары становились императорами, Голливуд скопировал на свой лад идею “страны равных возможностей”».
Некоторые современные историки видят в подобной практике тяжкий правовой порок, «дурной обычай», или, как впечатляюще выразился известный французский византинист Шарль Диль, – «страшную болезнь пурпура». Еще до него русский византинист Павел Безобразов назвал ее «порфироманией». Однако стоит заметить, что такая власть держалась силой добровольного общественного мнения – и исчезала, как только общественное мнение переставало ее поддерживать. Поэтому отсутствие закона о кровном, так сказать, «биологическом» наследовании царского престола вынуждало василевсов заботиться об этом самом общественном мнении. Кроме того, выборность императоров ромеев вместе со случайностью их рождения, при всех издержках и человеческих трагедиях, обеспечивала византийским властям приток новых и свежих, энергичных жизненных сил, порой способствовавших укреплению, усилению государства.
Идея императорской фамилии, «порфирородности», династической преемственности появилась только со второй четверти VIII в. Лев III Исавр первым пришел к мысли присвоить своему сыну Константину, родившемуся в июле 718 г. уже после воцарения отца, узаконивающий императорское наследство титул «порфирогенит», то есть «рожденный в порфире». Эта концепция наследственной царской власти стала окончательно утверждаться с конца IX – начала Х в., при василевсах Македонской династии. Но даже тогда в Византии не существовало никакого писаного закона, который определял бы линию наследования трона, и багрянородные царские отпрыски порой надолго отстранялись от реальной власти их более энергичными соправителями.
Следует помнить, что знатью, нобилитетом в Ромейском царстве называлась знать сановная, выслужившаяся, имевшая доступ во дворец. Все высшие официалы именовались синклитиками либо «начальствующими» – архонтами. На верхних уровнях дворцового общества стояли военные официалы (стратиги, доместики, друнгарии и др.). Высшие гражданские чины (кесарь, магистр, анфипат и пр.) составляли тесное окружение, служившее императору ромеев. Вместе со средними и низшими чинами – военными, гражданскими, церковными – они раз в году получали от царя содержание, или рогу. Из них формировалась императорская свита. Тем более как царские служащие рассматривались дворцовые низы – диатарии, остиарии – привратники или, точнее, придверники, «мыльники», зажигатели ламп и прочие. Со временем к ним добавились забывшие свои демократические традиции представители димов, народных партий – факций Ипподрома. Очень важно учесть, что родовой знати, то есть сословной аристократии с пожизненными или наследственными привилегиями, долгое время в Византии не существовало. Всякий свободный ромей, подданный императора, имел право приобрести имение, владеть рабами, служить и дослужиться до высших чинов, сделаться архиереем. Опять-таки только с X в. начинают формироваться аристократические семьи, аристократические фамилии, которые удерживали в своих руках в течение нескольких поколений и богатство, и высшие государственные должности. Именно на эту элиту, укрепленную тесными перекрестными браками, носящую настоящие родовые имена, а не прозвища, клички, как прежде, стал опираться выдающийся царственный клан Комнинов, их фамильная система нобилитета, оформившаяся в конце XI – начале XII в. Впрочем, чувство значимости древнего, аристократического происхождения всегда было в Византийской империи. Оно лишь усилилось в эпоху Комнинов, и это не случайно совпало с аристократизацией образа самого византийского государя и окончательным закреплением царского престола за четырьмя легитимными династиями, последовательно сменявшими друг друга (Комнины – 1081–1185 гг., Ангелы – 1185–1204 гг., Ласкарисы – 1204–1261 гг. и Палеологи – 1259–1453 гг.). С того же времени средняя продолжительность одного правления увеличилась до семнадцати лет. В представлении ромеев наконец закрепилось мнение о том, что раз василевс избран на трон Богом, значит, Божественная благодать лежит и на его порфирородном сыне, тем более если он официально был приобщен к этой благодати через коронацию в соправители еще при жизни царственного отца.
Таким образом, невозможно не заметить целый ряд особенностей весьма своеобразного положения византийского государя, его «ограниченного всевластия», и оно плохо вяжется с представлением о Византии как о классическом тоталитарном государстве, каким ее иногда пытаются представить историки и политологи. Скорее, в этом государстве можно разглядеть черты этакой «византийской республики», как эпатажно и провокационно стали говорить некоторые византинисты в последнее время. Политическое руководство Ромейского царства не опиралось на целую армию администраторов, многочисленные внутренние войска и не держало в руках порабощенное население, которое добровольно, более того, с радостью принимало свое «рабство». Не было массовых репрессий и казней, специально организованного голода, повальных, продолжавшихся из десятилетия в десятилетие арестов и ссылок. В этой связи еще раз следует настоятельно напомнить, что византийцы обожествляли не василевса как человека, но сам принцип императорской власти, императорский трон. Священным для них всегда представлялся образ власти – образ государя, сан и символ василевса, а не он сам как личность. Императоры приходят и уходят, вечна лишь
