Книга Всемирная история. Византийская империя - Сергей Борисович Сорочан

– дивеллион, снятие которой со стола было знаком, что василевс считает праздничную трапезу завершенной. Эти инсигнии варьировались в ритуалах в зависимости от значимости события, дня недели, наличия праздника или траура во дворце.

Во время военного похода император имел соответствующее дорогое парадное военное облачение, жил в самом великолепном шатре, который выделялся своими громадными размерами и был наполнен множеством драгоценных вещей, дорогими гобеленами, коврами и сосудами.

* * *

Материальные атрибуты высшей власти тесно переплетались с ментальными. Так, присутствие государя строжайше требовало соблюдения тишины, как в храме. Сановники буквально подносили принятого автократором посетителя с того места, где он стоял, к ступеням царского трона. Получавшему что-либо из рук императора, как во время церковного Святого Причастия, покрывали руки полой царской мантии. Перед василевсом во время приемов и торжественных выходов падали на колени или даже ниц, до земли, прикасаясь к ней лбом, то есть совершали таким образом богослужебный ритуал проскинисиса, как перед святым, возжигали фимиам.

В пик эпохи Комнинов, с середины XII в., появилась еще одна специальная церемония прославления василевса, которая опять-таки должна была отражать сходство императорской власти с всемогуществом Бога. Она называлась прокипсис и проводилась перед знаменитым столичным храмом Богородицы во Влахернах, в канун Рождества Христова, на Богоявление (Епифанию), когда с вечера призывали Святого Духа на воды, то есть освящали их, и в дни торжественного выхода царя после Вечерни. При этом на мгновение поднимался занавес над помостом, собственно прокипсисом, и взглядам собравшихся, будто живая икона, представала императорская семья.

Другая церемония – аспасм, то есть целование, – предполагала для допущенных к царскому приему сановников лобызать правую ступню, правую руку и правую щеку василевса. Наравне с проскинисом это расценивалось как великая честь. Вслед за проскинисом в сценарии приема обязательно следовал полихроний – пожелание многолетия, аспасм и славословие – евфимия.

Приблизительно в это же время, в XI–XII вв., в титулатуре приближенных царя появляются выносившиеся на официальные печати такие обращения, как «антропос ту василеос» – «человек василевса», «человек могучего и святого нашего василевса», или «дулос ту василеос» – «раб василевса», «благородный раб царствующего деспота», дословно господина, которые ничуть не унижали их носителей, а, наоборот, подчеркивали близость к царствующей особе, ее особое доверие к ним.

Автократор или даже его наследник-соправитель – кесарь, появляясь перед присутствующими в торжественных случаях, никогда не стоял на полу, но всегда на особых возвышениях. В частности, целям пропаганды императорской идеи служили подставки – роты. Подобные роты, порфирные круглые плиты – омфалии, имелись во всех помещениях императорского дворца, где ступала нога самодержца. Никто из подданных не имел права становиться на эти возвышения, только в исключительных случаях – когда он действовал по поручению государя, произносил аккламации. То же относится к анавафре – ступенчатому деревянному помосту, обитому алым шелком, на котором стояли троны для василевса и членов его семьи. В поздневизантийскую эпоху такой помост устанавливали в императорском тронном зале. «Возвышение» и «явление» на анавафре представляло собой красочное действо, которое сопровождалось звучанием песенных гимнов, чтением Евангелия и провозглашением здравиц – евфимий в честь царя и царской семьи. Мы уже упоминали, что для массового представления императора и его окружения во дворе дворца или храма возводили прокипсис – помост-сцену на деревянных столбах. Его декорировали тканями и закрывали занавесями. Перед прокипсисом стояли закованные в железо варанги с секирами (пеликами) и архонты в красочных костюмах со стягами (фламулами) разной формы и дивеллием – личным знаком василевса. Начало церемонии восхождения отмечалось взмахом флажка-пилатикия, который держал распорядитель-вестиарий, и вносом лампадарием (руководителем левого церковного хора) золотого дивампула – канделябра с двумя ответвлениями и большой свечой, украшенной золочеными листьями и красными крестами в кругах. Затем, по очередному взмаху пилатикия, занавеси медленно раскрывались, и василевс представал, будто святая икона, в своем торжественном одеянии и с инсигниями, символизировавшими его православную веру и смирение.

Залы, помещения, галереи, портики Большого императорского дворца были буквально переполнены всевозможными завесами – по-гречески вилами, вилафиронами или диафрагмами. В зависимости от места за той или иной вилой придворные чины делились на семь разрядов, которые тоже именовались вилами. Эти завесы отделяли василевса от остальных смертных, даже вельмож и придворных, подчеркивая его недосягаемость, наполняя все ощущением таинственности, мистическим чувством присутствия здесь Бога. Даже Дворец назывался Священным и сам по себе играл роль основного храма имперской религии.

Впервые концепция священства и царства была сформулирована во второй четверти VI в. Юстинианом I. Недаром с этого времени императорский трон стали делать двухместным: византийцы уверяли, что в праздничные и воскресные дни на нем восседает сам Христос, пришествие которого символизировали положенные на правое сиденье Евангелие и крест, что величалось как итомасия. В будни же, во время официальных мероприятий, аудиенций, государь ромеев выступал в качестве посланника Бога на земле и садился именно на правую сторону трона. Кроме золотого трона власти, служившего для коронации, различались еще два варианта царского трона: трон прославления – для явления василевса собравшимся, и трон репрезентации, использовавшийся во время дворцовых приемов. Именно они подлежали обожествлению и им поклонялись как олицетворению царской власти и богоизбранной христианской Империи ромеев.

Каждый выход монарха из царских палат разыгрывался перед вельможами и народом как некое сакральное и одновременно театральное действо. В этом «театре власти» все было отрепетировано и отшлифовано на протяжении веков до мельчайших подробностей, которые сами по себе подчеркивали его святость, незыблемость. Все могло рушиться в государстве, но только не царский церемониал. Известный сочинитель религиозных гимнов, мистик рубежа X–XI вв. Симеон Новый Богослов был уверен, что василевс безвозвратно потеряет уважение подданных, если нарушит церемонии или хотя бы предстанет перед придворными с испачканным лицом. И в этой уверенности он, конечно, был не одинок. Преклонение перед церемониалом продолжало сохраняться до последних дней существования византийской монархии.

Каждодневная жизнь государя подчинялась жесткому этикету. Ритуал облачений, выходов, приемов послов, других официальных мероприятий, вплоть до выдачи жалованья чиновникам и возведения их в соответствующий сан или должность, погружали его в рутину заранее обусловленных, весьма утомительных обычаев и правил, правил для всего – для облачений, для омовений, для приветствий, для разговоров, для церковных служб, для богослужебных и личных молитв, для еды, для прогулок, для выходов к народу, для праздников. Изменить их было невозможно, более того, опасно. Не зря в народе бытовала такая примета: если василевс наденет в будний день не положенное по церемониалу праздничное платье, то его непременно ждет тяжелая болезнь и мучительная смерть.

Тяжеленные праздничные одеяния, украшения и символы царской власти в прямом смысле слова были нелегким бременем для василевсов. Если верить византийским хронистам,