Книга Прыжок - Александр Сахаров

Даго на минуту прервался и глотнул отвара.

– Как выяснилось уже во время битвы, разведка ошиблась, и в армии врага было не две с половиной тысячи воинов, а пять. Барон Конт послал вперед наемные отряды, разместив их на флангах наступающего войска. В центре шли пешие дворянские отряды, а позади левого фланга стояли арбалетчики. Конницу барон придержал в резерве. Неприятным сюрпризом для нас стало то, что пираты умели неплохо сражаться не только на море и на суше, но и верхом. Оказалось, что они собрали всех лошадей, каких только смогли найти с начала вторжения… всего более полутысячи… и посадили на них каждого, кто мог держаться в седле. Справа от нас был лес, слева – холмы. Планировалось, что арбалетчики под прикрытием левого фланга займут высоту и поддержат наступление. Но ничего не вышло. В лесу и на холмах – всюду были засады. В чащобе – более тысячи клинков, тысяча пеших – на холмах, а за ними, пускай неважная, но конница. Наш отряд располагался на правом фланге, и когда мы завязли, сидящие в засаде пираты ударили нам в тыл. Пешая засада с холмов напала на левый фланг, а конница пиратов налетела на арбалетчиков. Потеряв сотни две своих, они все-таки добрались до цели, но барон не растерялся и увлек за собой нашу конницу. К тому времени, когда арбалетчиков отбили, от отряда осталось три с лишним сотни воинов. Арбалетчики все-таки заняли ближайшую высоту, а конница, вся, какая осталась, атаковала противника, наседавшего на левый фланг. Нас все равно задавили бы, но капитан Корстилл, который командовал обороной города, отдал приказ, и все корабли, что стояли в порту, вышли в море и подожгли пиратские суда, на которых в тот момент людей практически не было. А затем капитан вывел за стены города гарнизон и ударил пиратам в спину. Это и решило исход битвы. Все-таки две сотни тяжелой конницы, сотня пехоты регулярной армии, пара магов, городская стража и ополченцы, своевременно организованные, – весомый аргумент для победы. Барон Конт потерял более двух тысяч воинов, пиратов перебили почти всех за исключением пары сотен сдавшихся в плен. Уцелело и несколько кораблей, они вовремя вышли в море. Из двух тысяч наших потерь – большая часть наемники. Это сейчас я знаю, что и как там происходило, а тогда, в бою, все выглядело по-другому.

Тангар подкинул в костер дров и продолжил:

– Первый бой запоминается на всю жизнь, если ты, конечно, переживешь этот самый бой.

– Ну и как там было? – спросил я.

– Как, как? Страшно было, вот как. Наш отряд потерял в том бою больше половины личного состава. Вокруг лязг железа, крики раненых и умирающих. Вонь вспоротых кишок, запах крови в воздухе. Усталость неимоверная. Пот заливал глаза. Наш строй таял, как лед на солнце, но никто не сбежал. Прикрывшись щитами и ощетинившись копьями, мы шуровали ими, словно какая-нибудь крестьянка иглой. Ветераны били из арбалетов и рубились там, где намечался прорыв линии щитов. А единственное, чему успели научить нас, – это держать строй и работать копьем. Новички стояли во второй и третьей линиях. Но эти линии очень быстро стали первыми. Если бы строй побежал, то никто бы из нашего отряда не ушел с того поля. Поэтому ветераны жестко пресекали любые попытки паники. Вплоть до того, что, когда один из новобранцев, больше других распинавшийся до боя о том, какой он мужественный, бросил копье и заголосил, что надо сдаваться, какой-то ветеран просто смахнул ему голову с плеч. И, подняв ее так, чтобы все видели, объяснил в нескольких словах, что так будет со всеми трусами.

Услышать признание в том, что во время первого боя Даго было страшно, я никак не ожидал.

– Ну а дальше-то что было?

– Потом было десять лет беспорочной службы в отряде капитана Освальда. Мирное гарнизонное существование и войны, мятеж давили, разбойников ловили, на границе с врагами короны бились. Всякое бывало. И за это время я дослужился до сотника. А затем, по прошествии нескольких лет, оглядевшись вокруг, я понял, что тех, с кем начинал служить, осталось очень мало. Битвы и стычки уложили их на погребальные костры. Поэтому, скопив денег, я вернулся домой и побывал на могилах родителей. Брат прочно утвердился в кузнице и лавке. И видеть меня был не рад, но я его понимаю. Я пропадал неизвестно где и заявился через десять лет. Так что я переехал на новое место жительства. Поселился в империи в предгорьях Таркийских гор, построил дом, кузницу, женился, родился сын, и вроде бы дела пошли в гору, но… Война сама меня нашла. У тарков, так мы называем горцев, зуб на империю. Как-то раз я уехал в город, чтобы продать товар, а горцы, пятнадцать лет смирно сидевшие в своих горах, спустившись, вырезали селения, расположенные в предгорьях. Не задерживаясь, они разделились на группы в несколько сотен воинов и ушли в глубь империи. Когда я вернулся в родное селение, то застал там десяток горцев, занятых грабежом и поджогами. Все люди были убиты, враги не пожалели никого: ни грудных детей, ни женщин, ни стариков. Ну, я и закипел. Горцев убил, а последнего гада резал долго и с наслаждением…

Короткий вздох и продолжение:

– Знаешь, Артем, когда я был наемником, то просто делал свою работу. Мне никогда не нравилось убивать. Но в тот раз убийство доставило мне наслаждение. Тела жены Милены и сына я сжег вместе с домом, обложил углем и подпалил. Когда я уезжал из мертвого селения, один горец в слегка «усеченном» виде, с прижженными обрубками вместо стоп и кистей, был все еще жив. И поглядев на этот корчившийся и завывающий обрубок, я дал себе слово, что отомщу.

В голосе Даго было столько злобы и ненависти, что у меня по спине пробежали мурашки и волосы на затылке встали дыбом. Посмотрев на его лицо, я не узнал всегда спокойного охотника. М-да-а! Горцам не позавидуешь, если таких, как Тангар, было много. Между тем мой спаситель продолжал говорить. Голос его звучал как-то отстраненно. О том, какие чувства бушевали в его душе, можно было только догадываться, потому как, вспоминая такое, оставаться равнодушным было невозможно.

– Горцы разоряли селения и избегали прямых столкновений с посланным навести порядок войском. Если от войска отделялся отряд, за ним следили, и как только он удалялся от основных сил на порядочное расстояние, разрозненные группы горцев собирались в единый кулак и вырезали его до подхода армии. И тогда командующий войском герцог Кинтар привел свое войско к предгорьям и перегородил все дороги. Потом он сделал следующее. Организовал беженцев, примкнувших к нему по дороге, для службы в Имперском карательном корпусе. Так Кинтар назвал отряд в полторы тысячи клинков, отправляющийся для уничтожения селений горцев. Три сотни добровольцев, десяток магов средней руки и тысяча двести солдат регулярной армии, из них пятьсот, прекрасно осведомленных, как воевать в горах. Меня, как человека, знающего эти места и имеющего боевой опыт, поставили полусотником. Поднявшись в горы, отряд разделился на три части и начал планомерное уничтожение не ожидавших нападения тарков. Мужчин среди них было мало, с десяток на каждое селение. Они остались, для того чтобы защищать своих от хищников. Мы действовали по проверенному варианту: окружали селение и, войдя в него со всех сторон, вырезали население, никого не жалея. Когда тарки спохватились, то начали уводить детей и женщин выше в горы, а сами, собрав несколько сотен воинов, атаковали один из наших отрядов, продвинувшийся дальше всех. Отряд, потеряв более половины своего состава, отступил к основным силам, и началась игра в кошки-мышки. В конце концов, благодаря магам мы зажали противника и перебили всех. Тогда мы еще не знали, что через два дня после нашего ухода в горы рассеявшиеся по предгорьям тарки собрали всех воинов и попытались прорваться на выручку к своим. Герцог Кинтар захлопнул подготовленную ловушку, и регулярные войска истребили горцев. Когда к нам прибыл гонец от герцога с приказом о прекращении операции, мы жгли одно из крупных селений. Мужчин убили, детей не тронули, ну а женщин… В общем, я думаю, ты понял. До сих пор вспоминаю, что мы творили, и мороз пробирает до костей, вот такая правда жизни, Артем.