Книга Изгнанная из рая - Даниэла Стил

Габриэла поняла, что ей предстоят нелегкие двенадцатичасовыесмены, а она еще недостаточно оправилась, чтобы проводить столько времени наногах. Но что же делать? Габриэла была так рада, что ей наконец-то удалось найтиместо. Лучше мыть посуду, драить полы и делать все, что потребует хозяин,только бы не катиться в нищету.

Она кивнула, и хозяин сообщил ей, что его зовут мистер Баум,что он приехал в Америку из Мюнхена и что кондитерской они управляют вместе сженой. Блюда здесь были простыми, но по-немецки обильными и сытными. Всеготовили повариха-немка и сама миссис Баум. Кроме них, в кондитерской работалиеще две женщины, намного старше Габриэлы. Днем они тоже обслуживали столики, авечером по очереди торговали за отдельным прилавком свежей выпечкой, которой,главным образом, и славилось заведение Баумов.

В пансион Габриэла вернулась, сияя от счастья, и мадамБосличкова сразу это заметила.

— Боже мой, Габи! — воскликнула она. — Чтослучилось? В тебя влюбился молодой миллионер с Уолл-стрит?

Пожилая хозяйка пансиона, разумеется, шутила. Она искреннебеспокоилась за Габриэлу. Целыми днями бедняжка только и делала, что обивалапороги разных учреждений, а по вечерам возвращалась такая усталая, что на неестрашно было смотреть. Она никуда не выходила, ни с кем не встречалась, что длядевушки ее возраста было довольно-таки странно. Мадам Босличкова хорошо помниласебя двадцатилетнюю — в ее жизни это было самое счастливое время. Именно тогдаона встретила молодого красавца Яна Босличкова, который перед самой войной увезее из Европы в Штаты.

— Лучше, мадам Босличкова, гораздо лучше! —ликовала Габриэла. — Я нашла работу в немецкой кондитерской, у Баума наВосемьдесят шестой улице. Мне будут платить два доллара в час. Вы представляете,что это значит?!

Мадам Босличкова важно кивнула в ответ. Она знала заведениеБаумов и считала его довольно приличным, хотя, с ее точки зрения, хозяева моглибы платить Габриэле и побольше. Впрочем, немцев мадам всегда недолюбливала,считая их скуповатыми и излишне педантичными.

— Поздравляю, Габи! — сказала она, и Габриэласнова улыбнулась. Наконец-то у нее появилась хоть какая-то уверенность вбудущем. Теперь она могла платить за комнату и понемногу откладывать на теплоепальто или куртку. Единственное беспокойство — это двенадцатичасовые смены. Этомогло кончиться новым кровотечением — ведь прошло чуть больше недели с тех пор,как Габриэла выписалась из больницы, однако она надеялась, что все как-нибудьобойдется. Череда преследовавших ее несчастий просто обязана была когда-нибудькончиться!

— Да, Габи, — неожиданно добавила мадамБосличкова, — может быть, теперь ты выберешь время и познакомишься состальными пансионерами?

А то все думают, что я сдала комнату капитану дальнегоплавания. Да и тебе полезно будет немного развеяться — посмотреть телевизор илипослушать музыку.

— Боюсь, теперь времени у меня будет еще меньше, —ответила Габриэла. — Ведь я буду работать с полудня и до полуночи во вседни, кроме понедельника. Но сегодня я обязательно загляну в гостиную, обещаю.

— Только после того как ты сходишь куда-нибудь и поешькак следует! — с напускной строгостью сказала мадам Босличкова. —Прости меня ради бога, но ты стала похожа на палку от метлы! А молодым людямнравятся пухленькие девушки!

С этими словами она погрозила ей пальцем, и Габриэларассмеялась. В эти минуты хозяйка пансиона была очень похожа на старых монахиньиз монастыря Святого Матфея. Правда, ни одна из них никогда не шутила сГабриэлой на подобные темы и не поощряла ее к поискам мужа или поклонника, ивсе же сходство было разительным.

В конце концов, Габриэла все же последовала совету мадамБосличковой и отправилась в кафе, находившееся прямо напротив пансиона. Там оназаказала горячее молоко, мясной пирог и немного засахаренных орехов. Ужин былпростым, но сытным, и впервые за много времени Габриэла почувствовала, чтосогрелась. Это полузабытое ощущение сразу напомнило ей монастырь, и онаподумала о том, что отдала бы все на свете за то, чтобы увидеть матушкуГригорию. Словно наяву она представляла себе, как настоятельница стремительноидет по коридору, как шуршит, развеваясь, ее черная накидка и негромкопостукивают висящие на поясе четки из вишневого дерева, и сердце ее сжималосьот тоски. Впрочем, Габриэла была бы рада хоть одним глазком увидеть любую изсестер.

Должно быть, отчасти ощущение одиночества, отчасти — боязньпоказаться невежливой или неблагодарной заставили Габриэлу преодолеть своюприродную застенчивость и заглянуть в гостиную, куда так настойчиво приглашалаее мадам Босличкова.

Когда Габриэла, все еще слегка робея, отворила дверьгостиной, она была удивлена, как много людей жило с ней под одной крышей. Несчитая самой Габриэлы, в гостиной собралось семь или восемь пансионеров. Кто-тосмотрел телевизор, остальные оживленно беседовали и играли в какую-то сложнуюкарточную игру, а за фортепьяно в углу сидел седой представительный мужчина,чем-то похожий на Эйнштейна. Открыв крышку, он осторожно перебирал, пробовалклавиши худыми пальцами и убеждал стоявшую рядом мадам Босличкову, чтоинструмент нуждается в настройке. Та горячо возражала, говоря, что настройщикаона вызывала всего год назад и что с ее точки зрения инструмент никогда незвучал лучше.

При виде Габриэлы все постояльцы разом повернулись к ней, идевушка почувствовала, что краснеет. Среди обитателей пансиона не было никого,кто хотя бы приближался к ее возрасту. Мужчина за фортепьяно выглядел лет навосемьдесят; остальные, судя по всему, были ровесниками хозяйки, а Габриэла ужезнала, что мадам Босличковой — за шестьдесят.

В глазах всех — и мужчин, и женщин — читалось неподдельноевосхищение красотой Габриэлы и легкая зависть к ее молодости и свежести. Дажеее старое платье и поношенные туфли не смутили их ни на мгновение. Скорее всегоони просто не обратили на это внимания, зачарованные сиянием ее светлых прямыхволос, проступившим на щеках румянцем и блеском ярко-голубых глаз. Никто изпансионеров не был настолько проницателен, чтобы заметить притаившуюся в нихпечаль, а может, все дело было просто в том, что Габриэла показаласьсобравшимся слишком юной. Она выглядела моложе своих двадцати трех лет. Никомуиз стариков не могло даже в голову прийти, что в этом возрасте человек можетмногое повидать и многое выстрадать. Смотреть на Габриэлу им было радостно;многие вспоминали свою юность и чувствовали себя счастливыми.

Потом мадам Босличкова опомнилась и представила Габриэлевсех обитателей пансиона. Многие из них оказались иммигрантами из Европы, аюркая старушка миссис Розенштейн с гордостью сообщила Габриэле, что былаузницей нацистского лагеря Аушвиц. В пансионе мадам Босличковой она жила ужебольше двадцати лет.

Седого мужчину за роялем мадам Босличкова представила какпрофессора Томаса. Сначала Габриэла смутилась, не зная, имя это или фамилия, нопрофессор сам разъяснил ситуацию, сказав, что его зовут Теодор и что никакой онне профессор, так как уже давно вышел на пенсию. До своей отставки онпреподавал в Гарварде английскую литературу, специализируясь на британскомромантическом романе XVIII века.