Книга Бывший лучший друг - Элена Макнамара

— Ты подумаешь об этом? — ещё настойчивее спрашивает, прижимаясь всем телом. Мы впервые так близко друг к другу. И от этого я забываю, как дышать. Паша на двадцать сантиметров выше, поэтому приходится смотреть на него, слегка задрав голову. Хочу заглянуть в его глаза, понять, что за игру он затеял, но фокусируюсь лишь на красиво очерченных губах парня.

— Милк-Милк, ты поедешь со мной? — спрашивает уже не знаю в который раз. Крепкий торс плотно прижат к моей груди, две руки по обе стороны от моей головы, словно капкан. И я не хочу из него выбираться. Пусть раздавит меня. Боже, пусть уже раздавит меня. Невыносимо быть так близко, так желать этого человека и точно знать, что ничего не будет.

— Я же сказала, что подумаю, — говорю, изображая возмущение, находя в себе силы заглянуть в глаза парню. И то, что вижу, пугает и выбивает почву из-под ног. Они больше не серо-зелёные, какими привыкла их видеть. Сейчас они темно-серые, словно свинцовая туча. Смотрят, затягивают в свой омут. Я не могу оторваться, попадая под их гипноз. Сама не замечаю, как наши лица уже слишком близко, а губы в одном единственном сантиметре друг от друга. И прежде чем нырнуть в этот омут. Прежде чем прыгнуть со скалы в бездну. Я задерживаю дыхание и делаю последний шаг. А затем лечу, без каких либо шансов на спасение, потому что желанные губы обрушиваются на мои.

Глава 7. Так близко и так далеко

Семь лет назад

Паша

…Что я делаю? Что же я делаю?

Вжимаюсь в тело Миллы всё сильнее. Целую, не позволяя передохнуть и сделать судорожный вдох. Её губы так трепетно, так нежно поддаются моему настойчивому напору. Её язык в точности повторяет все движения моего. А тело Миллы обмякает в моих крепких объятьях. Я так давно этого жаждал, что сейчас боюсь не справиться с навалившимся счастьем, боюсь раздавить её своим напором. И больше всего боюсь, что сейчас испугается и отвергнет меня.

Но она не боится и не отступает. Не отталкивает, отвечает мне таким же напором, тем самым делая меня самым счастливым человеком. Я увезу Милку с собой. Только эта мысль крутится сейчас в моей голове. Это желание быть с девушкой буквально пульсирует по моим венам. Она должна быть со мной, и не важно, как далеко я собираюсь уехать. С самого детства мы были неразлучны, и это не должно измениться. Никогда.

— Ты поедешь со мной? — всего на секунду покидаю такие прекрасные и чувственные губы. Смотрю с мольбой в её бездонные как океан и голубые как ясное небо глаза.

— Я не знаю, — еле слышно шепчет Милла. — Но я бы очень хотела. Вот только…

— Не надо никаких только, — останавливаю её, прикладывая палец к влажным припухшим губам. — Учеба? Ты думаешь об институте. Мы всё решим! Прямо завтра поедим и решим! Хорошо?

Милка кивает в знак согласия, и я снова её целую. На этот раз позволяю себе скользить губами по щеке и, опускаясь к чувственной шее девушки, провожу языком, оставляя влажные дорожки. Она выгибается навстречу этим ласкам, отчего мой пульс уже совсем зашкаливает…

Что я делаю?

Мои руки живут своей жизнью, проникают под свободную футболку девушки и хозяйничают на мягкой и бархатистой коже. Взбираются всё выше, к заветным бугоркам, облаченным в спортивный топ.

Я должен остановиться! Всё должно быть не так. Это не просто секс. Его я могу получить в любую минуту и с любой. Но с Милой всё должно быть иначе.

Огромными усилиями опускаю руки к плоскому животу девушки, а потом и совсем убираю. Отстраняюсь, делаю неуверенный шаг назад и пытаюсь усмирить бешеное дыхание. Милка, тоже глотает воздух и выглядит очень смущённо.

— Так что ты там говорила? Про погулять? — спрашиваю хриплым голосом.

— Да, — сумбурно отвечает девушка.

На её лице лёгкое замешательство, но она ничего не спрашивает.

— Тогда пошли, — позволяю ей, наконец, открыть эту дверь.

— Пошли, — вторит мне Милка и покидает комнату. Мыслями она уже не со мной. Наверняка жалеет о содеянном. Но я не позволю ей жалеть.

— Прости меня, Милк-Милк, — говорю ей, когда уже идём неспешно по улице.

На какой-то короткий миг в её глазах сверкают слёзы, и я понимаю, что вообще сейчас ляпнул.

— Нет. Я не это имел в виду, — судорожно объясняю ей, хватая за руку. — Я не за поцелуй прошу прощения. За него я извиняться не стану. Я прошу прощения за то, что отстранился, не продолжил.

— Я поняла, — говорит бодрым голосом Милла. А вид такой, что ничего не поняла.

— Нет, не поняла. Я просто не хочу, чтоб всё вот так было.

— А как ты хочешь?

— Я хочу, — на секунду замолкаю, собираясь с мыслями. — Хочу, чтоб ты была моей… девушкой.

— Девушкой? — спрашивает, а в глазах читается лёгкий испуг.

— Да, — настойчивее говорю ей. Мы стоим посреди оживленного парка. Замерли как статуи. Её руки в моих руках, и как бы ни старалась их выдернуть, не отпущу.

А она старается вырваться и вообще ведёт себя странно. Десять минут назад в её комнате мне казалось, что Милла, наконец, открылась передо мной. Мне казалось, что она тоже меня хочет. И если бы не остановился, возможно, всё зашло бы далеко. Уже жалею, что остановился. Какого черта решил, что всё должно быть правильно.

Может, неправильное — это как раз самое правильное.

А теперь Милка зажата, сконфужена и очень-очень отстранена.

Так близко и так далеко.

— Я не знаю, Паш, — говорит тихо, чересчур внимательно рассматривая нашу обувь. — Это всё как-то странно. Мы друзья, — слышу её бодрый голос, а губы предательски дрожат. — Давай пока оставим всё как есть.

— Давай, — бросаю ей с обидой, отпуская руки. Не понимаю её.

Чёрт возьми, нихрена не понимаю.

— Я пойду, — разворачивается, а я её не держу.

Уходит, оставляя меня в полнейшем недоумении. Впервые в жизни в один момент лишаюсь боевого духа. Впервые за долгие годы дружбы жалею об этой дружбе.

Я не должен быть её другом, я должен быть её всем…

***

Длинный коридор измерен неторопливыми шагами. Запах больницы впитался в одежду и заставляет внутренности содрогаться. Обшарпанные стены и вовсе приводят в уныние. Влада нет, он уехал, как и обещал. А я уже полчаса не могу переступить ненавистный порог палаты. В ней лежит мой лучший друг. Спит, как говорят врачи. Умирает, как считаю я. А я ничем не могу ей помочь, и никто не может.

Ладно, хватит заниматься самобичеванием. Истязать я буду себя позже, в спортзале. А сейчас я открою чёртову дверь и войду в палату.

Дёргаю дверную ручку, применяя больше силы, чем требуется. Вваливаюсь стремительно, не давая себе шанса передумать. Глаза сразу находят её, и дыхание застревает где-то в горле.