Книга Билл, Герой Галактики, на планете десяти тысяч баров - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Биллу хочется чего-нибудь вкусного. На службе у Императора не часто приходится отведать хорошего пивка.
- Ах! Все понял! Сегодня мы получили лучшее горькое номер два. Старое "Черное сердце"! - Бармен схватил две огромные кружки.
- Лучшее номер два? Почему не просто лучшее?
- Потому что, к сожалению, очень старое уже кончилось. Но вы знаете, все сорта одинаково хороши. Лучшее горькое - не больше чем название марки. - Он уже открыл кран, и темная пенистая жидкость потекла в трехлитровую кружку. Вскоре бармен подставил под кран вторую. - Думаю, вашему другу оно понравится. - Он водрузил кружку на стойку перед Биллом.
Билл припал к ней. Он пил, пил, пил, а когда наконец оторвался, чтобы перевести дух, заметил, что отпил лишь малую часть! Билл еще немного попил и отставил кружку, чтобы отдохнуть от наслаждения.
Гастрономический оргазм!
О сладостные злаки, соединенные с водой и в чудесном превращении ставшие усладой языка! Томительные волны наслаждения наполнили все существо Билла, теплые, как поцелуй возлюбленной. Высшее наслаждение. Это было само дыхание настоящей поэзии вкуса!
Билл отер рукавом губы и блаженно икнул.
- Уа-ах! Это бесподобно! - выдохнул он.
- Наконец мы наблюдаем синдром удовлетворения, - прокомментировал бармен, поставив перед Эллиотом вторую кружку. Эллиот попробовал напиток и нашел его восхитительным. Билл хотел было глотнуть еще, но что-то его остановило. Благополучно отыкавшись, он впал в праздничное состояние, и ему захотелось пообщаться с радушным хозяином.
- Я Билл. С двумя "л". А это мой напарник, Эллиот! Мы туристы!
- Ага, правильно, туристы! - подтвердил Эллиот.
- Отлично, рад познакомиться, Билл и Эллиот! - ответил бармен. - А я Дядюшка Нэнси.
- Дядюшка Ненси. Ага, хозяин?
- Правильно, - самодовольно подтвердил Дядюшка Нэнси. - Он самый.
- А скажи-ка. Дядюшка Нэнси. Объясни мне, дураку. - Билл, ухмыльнувшись, обвел глазами посетителей. - Почему у вас все мужчины носят женские платья?
- Поймешь - когда напьешься в платье, Билл, - усмехнулся в ответ Дядюшка Нэнси. - Однако мне пора заняться и другими клиентами.
- Ага, но извините. Дядюшка Нэнси, - вмешался Эллиот, - это что, книги там, на верхней полке?
Билл вслед за ним поднял глаза. Под самым потолком, в полумраке, виднелся длинный ряд книжных переплетов. Ниже был укреплен плакат с надписью на латыни: "Veni, bibi, transvestivi".
- Да, это книги! - Улыбка Дядюшки Нэнси стала еще шире.
- А что означает эта латинская надпись? - продолжал интересоваться Эллиот.
- Пришел, напился, переоделся! - перевел Дядюшка Нэнси.
- Ага, ясно. Дядюшка Нэнси, - продолжал Эллиот. - А эти книги.., вы не состоите в Колпартии?
Разговоры тут же стихли, в баре повисла тишина. Все головы повернулись в сторону Эллиота. В баре заметно напряглись мускулы. Заиграли желваки. Сжались крепкие кулаки.
- Нет, что вы! - ответил Дядюшка Нэнси. - Но ведь читать не запрещено, не правда ли?
- Ага, нет. Но это зависит... - начал было Эллиот, но Билл зажал ему рот.
- Мой друг хотел сказать, что никогда таких книг не видел. Напряжение сразу спало, разговор в баре зашумел опять.
Билл облегченно вздохнул. Лично он ничего против книг не имел. Он предпочитал комиксы. И всегда придерживался правила: живи и давай жить другим, потому что сам любил пожить в свое удовольствие. Поэтому он ничего не имел против увлечения литературой. Сам Билл никогда не умел как следует читать. Какие же колледжи в деревне? Какие там, к черту, книги - он на планете Баров! Чинджерами надо заниматься!
- Очень рад, что они вам понравились! - воскликнул Дядюшка Нэнси. Он указал на полку, уставленную томами в кожаных переплетах, которая протянулась во всю длину бара. - Это моя коллекция классиков. Обратите внимание, как прекрасно они подобраны! Говорят, некоторые тома были выпущены еще на Земле. Конечно, это не правда, но не правда приятная.
С величайшей осторожностью он снял с полки книгу и положил перед Биллом и Эллиотом. Мягкий пергамент. Золоченый обрез. Черная с красным обложка. Великолепная вещь. Даже на Билла произвела впечатление.
- "Дэвид Копперфилд" [Копперфилд (англ. Copperfteld) - можно перевести как "медные копи".], Чарлз Диккенс, - прочел Билл. - Это что, из жизни шахтеров?
- О нет! Это классическое произведение, Билл! - воскликнул Дядюшка Нэнси. - Прекрасная книга о ранних годах викторианской эпохи.
- Как воняет весь этот хлам! - послышался недовольный гнусавый голос из-за спины Билла.
Билл обернулся и увидел того самого хиппи с Адской планеты, что пытался его поджарить!
Нет, это был не тот.
Хотя и похож как две капли воды на того самого хиппи, что стрелял в Билла и ранил Эллиота. У него были такие же длинные, перехваченные ленточкой волосы и клеши. Только этот покрепче и ростом повыше, лицо посерее и попрыщавее.
А поверх одежды этот шут гороховый натянул цветастое платье в стиле "му-му".
- Дерьмо, - упрямо повторил паренек. Дикий анархический огонь горел в его глазах.
- Я, кажется, уже предупреждал, что в моем баре хиппи делать нечего, - ответил на это Дядюшка Нэнси.
- Ага, но, по-моему, это отличная книга, - мягко возразил Эллиот. - А вы какие предпочитаете?
Паренек скрипнул зубами и возмущенно фыркнул. От него попахивало травкой. А изо рта пахло сильно и дурно, в том числе синтетической пищей.
- Я люблю... - с вызовом начал он. И выпалил:
- Порнуху!
- Ну что ж. - Билл спокойно хлебнул пивка. - Я тоже порнушку уважаю!
Тут парень схватил Билла за грудки.
- Не воняй, мужик! Это тебе никакая не порнушка или порнушечка, понял? А добрая старая порнуха!
- Понятно, мистер! - вмешался Эллиот. - Только зачем так обижаться!
В другой раз Билл, не задумываясь, учинил бы потасовку. Однако в женском платье драться неудобно - неприлично как-то, не по-женски. Да и платье порвать можно.
- Извини, старичок. Не хотел тебя обидеть. Выпьешь что-нибудь? Угощаю!
Парень все еще нервничал.
- Ладно. Хорошо бы чего-нибудь покрепче.
- Покрепче - это формальдегид, что ли? - презрительно скривился Дядюшка Нэнси. - Отличная мысль, приятель, однако мы дерьма не держим.
Биллу как-то довелось попробовать формальдегида, и из этого опыта он вынес твердое убеждение, что данный напиток противопоказан даже мертвецам. Он замотал головой.