Книга В ночь большого прилива - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто же это? Откуда он? Сколько лет стоит здесь, что высматривает в заречных далях?
Казалось, до скульптуры ли? Но Корнелий не устоял перед любопытством. Тронул Цезаря за плечо и пошел ближе к бронзовому мальчику. Цезарь — следом.
Лицо мальчика оказалось задумчиво-сосредоточенным и славным. Корнелий подумал, что при жизни этот парнишка был, наверно, светловолосым и голубоглазым…
Цезарь нетерпеливо вздохнул рядом.
— Подожди, — попросил Корнелий. Было в этой скульптуре что-то напоминающее, не случайное. Намек какой-то? Может, мальчик похож на маленького Альбина Ксото? Нет, пожалуй. Но…
— Извините, но нам лучше пойти, — насупленно сказал Цезарь. — Локаторы…
— Сейчас. Цезарь, это кто? Ты не знаешь?
— Папа рассказывал, что это памятник. Будто давным-давно этот мальчик спас город, посадил на мель вражескую канонерку. Его хотели даже записать в Хранители, но кто-то заспорил.
— И не записали?
— Одни считают, что он Хранитель, другие и сейчас не согласны. Его звали Галиен Тукк. Разве вы не слыхали?
— Представь себе, нет… А почему кто-то не согласен?
— Говорят: разве один мальчик может спасти целый город? Говорят, неправда…
«Один мальчик может спасти целую страну. Если получится… Нет, пока рано об этом…»
— Наверно, может все-таки. Ведь Юхана-трубача причислили к Хранителям… Кстати, возьми свою монетку. Это же «оло», да? Когда теряется такой талисман, человеку бывает плохо, я видел…
Они посмотрели друг на друга, в глаза. Цезарь прочно зажал монетку в ладони. И сказал очень-очень серьезно:
— Спасибо. Но все-таки пойдемте в подземелье. От локаторов не спасет никакое «оло».
«Зачем мучаю мальчишку?» — опомнился Корнелий.
— Пойдем… Чезаре.
От форта остались фундаменты. Засыпанные, заросшие татарником. На скате плоского бугра, между каменным выступом и косо вросшей в землю гранитной плитой, Цезарь раздвинул могучие сорняки и показал черную щель…
Подземелье оказалось чем-то вроде сводчатого кирпичного погреба. Довольно сухого. Сверху, в пробоину свода, падал очень яркий луч. От него расходился отраженный рассеянный свет.
Первыми ощущениями были сладкая прохлада и защищенность. Корнелий оглянулся, присел на груду битого кирпича у стены. Цезарь стоял посреди погреба. Деловито поджимал то одну, то другую изжаленную ногу, дышал на ладони, проводил ими по волдырям и царапинам. Те исчезали, как смытые…
«И никаких шаровых молний… Однажды, наверно, у него зачесались бугорки — следы прививки, в детстве бывает такое. Он дохнул на ладонь и провел по ним…»
Цезарь посмотрел на Корнелия. Встал прямо. Серьезный и почему-то слегка виноватый. Некрасивый: с длинными руками, с большой головой, с чересчур крупными коленками на тонких ногах, с этой неисчезающей твердостью на скулах. Вот если бы одна улыбка — чтобы снять заколдованную угловатость и каменность!.. Но Цезарь смотрел без малейшей теплой искорки.
И Корнелий проговорил тоже с холодной ноткой:
— И что же ты думаешь делать дальше?
Цезарь знал, что делать дальше.
— Ночью я проберусь к дому. Возьму ранец с вещами и едой. Вам надо прожить здесь около недели. Тогда бросят искать, выключат локаторы. И вы уйдете туда, где ребята.
— А ты? — Он шевельнул плечом.
— Конечно, я буду с вами, пока вы здесь.
— Зачем?
— Пищу приносить и воду. Охранять. А как же еще?
«Малыш ты мой…» — подумал Корнелий, но сказал сухо:
— Это же не кино с приключениями.
— Да. Но вы меня спасли. Я тоже должен.
— Ну… ладно. А потом?
— Потом поеду в столицу. Искать маму и папу.
— Господи! Где ты их найдешь?
— Я… не знаю. — Цезарь вдруг плотно сжал губы. Дернулось тоненькое горло. — Но… надо же что-то делать! Я без них не могу.
Корнелий быстро подошел, взял Цезаря за маленькие холодные ладони. Тот не сопротивлялся. Только от пальцев словно шел слабый покалывающий ток.
— Чезаре… Чек… А если мы поедем в столицу вместе?
— Но вас же моментально схватят! — Цезарь выдернул ладони.
— Извини, я не сказал тебе. У меня нет индекса. Не стало. Как у тебя.
У Цезаря по-ребячьи мягко округлился рот. И в глазах — изумление, недоверие. А потом понимание: «Да, правда…» Он сказал с жалобной усмешкой:
— Значит, я зря отключил уловитель у сержанта.
— А ты уверен, что отключил его?
— Да, — вздохнул Цезарь. Помолчал и вдруг спросил еле слышно, словно преодолевая себя: — А вы… сами его сняли? Индекс.
— Нет… Впрочем, это особый разговор. — Корнелий посмотрел на щетинистую прическу Цезаря и проговорил осторожно: — Ведь если я спрошу, как ты убрал индекс у себя, ты, наверно, тоже не скажешь.
Цезарь опустил голову, прошептал:
— Я не имею права.
«И не надо, малыш. Пока — не надо…»
Корнелий уже поднял руку, чтобы провести ладонью по его торчащим волосам. Но тут поехали вниз брюки — под тяжестью пистолетов. Корнелий чертыхнулся, подхватил слабый пояс. Выложил на кирпичи «С-2», «дум-дум», запасную обойму, ключ… Столько железа…
Цезарь вдруг попросил:
— Можно я посмотрю пистолет?
«Ребенок все-таки», — обрадованно подумал Корнелий. Он вынул из «С-2» обойму, рывком затвора выбросил на пол патрон из ствола. Цезарь взял пистолет двумя руками. Покачал.
— Тяжелый… У папы тоже был, но не такой, а маленький.
Он сел на корточки, положил пистолет на колени. Вскинул глаза.
— Сколько всего люди напридумывали, чтобы убивать друг друга. Да? Смотрите, даже красиво. — Он провел пальцем по пластмассовому узору на рукоятке.
— Что поделаешь! — сказал Корнелий.
— А вы… правда выстрелили бы в того сержанта? Если бы он сопротивлялся?
Глядя поверх головы Цезаря, Корнелий сказал тихо и честно:
— Да.
— Я понимаю. Вас ведь тоже хотели недавно убить.
— Ты будто стараешься оправдать меня. Дело не во мне, Чек.
— Простите… Я понимаю, что вы меня спасали.
— Уланы убили моего… лучшего друга. За то, что он помогал таким, как ты и я… — Корнелию очень захотелось, чтобы Чек понял его тоску и бесстрашие.
Цезарь медленно встал. Но пистолет не отдал, держал у груди. В мальчишечьих руках длинный «С-2» казался большим, как автомат. После долгого и скованного молчания Цезарь проговорил: