Книга Ответ империи - Олег Измеров

…Артхауса, то есть того, что Виктор определил для себя как нечто заумное и надоедливое, он так и не увидел. Во-первых, было очень смешно. Спектакль оказался про извечную российскую (а может, и мировую) глупость. Короче: два чувака, один главный герой неопределенных занятий, то ли журналист, то ли фрилансер, и другой, которого звали Прохор, типа бизнесмен, намылились в столицу, чтобы самореализоваться. И самореализовывались они, в основном бродя по ресторанам и разным тусовкам, где тоже принимали на грудь, и главный герой в конце концов попал в дурку – то ли от пьянства, то ли от окружающего махрового дебилизма, который доставал их так, что поневоле хотелось нажраться.

Действительно, когда человек ежедневно видит вокруг себя менеджеров, которые умеют не управлять, а только «спрашивать с людей», ни черта не разбираясь в деле, когда этнические преступные группировки срослись с бизнесом, чтобы сделать население бесконечной жертвой мошенничества, когда человек вынужден безуспешно доказывать во всех судах страны, что по-наглому украденное у него – это его собственность, когда успешные люди – это особи, у которых на языке нет иного слова, кроме «отнять», с обслуживающим их интересы шоблом, у которого на языке нет иного слова, кроме «выпросить» и «выждать», и, самое главное, когда не видно абсолютно никаких возможностей все это изменить, потому что нет иного общественного мнения, кроме бесконечного трепа, а будущее видится только в новых прожектах, как заставить народ работать больше, получать меньше, и чтобы он при этом не бунтовал, – наш человек поневоле потянется к бутылке. Это все про роман Салтыкова-Щедрина, если кто сразу не понял.

Режиссер перенес действие в наше время: герои ходили в современных костюмах, даже на сцене стоял монитор, а часть декораций на фоне изображалась лазерным проектором. Прохор был без бороды и совершенно не походил на купца девятнадцатого века; скорее, президент какой-то крупной компании. Заканчивалась постановка сценой в дурдоме, где больные обсуждают с врачом возможность бунта: «Что ж… это можно! Наши бунты хорошие, доброкачественные бунты, и предмет их таков, против которого никогда бунтовать не запрещается!» – разъяснял доктор, и больные, счастливые от дарованного им права волеизъявления, покорно шли на обед, под водительством лидера оппозиции, которого тоже назначил врач.

…– Знаете, сейчас есть такой проект, – сказала ему Вероника, когда они вновь вынырнули в ночную свежесть из гардеробной суеты (театры начинаются с вешалки, а кончаются очередью в гардероб), – восстановить на этой площади гранитную брусчатку и поставить пару фонтанов в античном стиле со скамеечками вокруг. Как вы думаете, будет смотреться?

– Наверное. Но в это время года здесь будет смотреться палатка с кофе.

– Кафе есть в сквере. Вы не голодны?

– Нет, ничуть. А вы?

– Нисколько. Ну а Жеронский-то вам как? Я смотрю, вы хохотали все действия.

– Нет слов, знаете, просто нет слов… Смело и вообще удивительно, как это все разрешили.

– Кто будет против? Первый секретарь обкома лично цветы приносил! Наша страна должна со смехом расстаться со своим прошлым, пока оно не стало будущим. Сталинизм – это модернизация.

– Хм, а как же при Сталине за анекдоты-то?

– Так вы видели в пьесе, откуда это шло? Все эти прожекты о расстрелянии, об оглушении? Из старой, крепостнической Руси. И первые десятилетия нового государства общество по старой привычке все это считало нормальным.

«А ведь в чем-то она права, – подумал Виктор, вспомнив, как они с Веселиной целовались в кустах во время ночных арестов в третьей реальности. – Кстати, эту даму тоже на букву «В» зовут… Чушь, совпадение».

– А вот Прохора я как будто даже где-то видел, – задумчиво произнес он, пытаясь съехать со скользкой, как ему казалось темы, – даже в имени что-то мрачное, пророческое.

Он внезапно вспомнил, где он видел Прохора: на афише политической рекламы в своей реальности, – и тут же усомнился, в ту ли сторону он начал съезжать с темы. По счастью, Вероника изменила ход разговора сама:

– О, у нас режиссеры мрачные пророчества любят. Вы смотрели «Бакенбарды» Юрия Мамина?

– Что-то слышал, – ответил Виктор и чуть не добавил: «В период перестройки и гласности».

«Стоп, – подумал он в следующую секунду, – тут же такого не было, что тогда показывали. Или было, но молчат?»

– Ну, это притча, антиутопия… Фантастика, в общем. Показано, если государство заплывает жиром, становится немощным, допускает безнаказанность, то есть права, закона нет, то это государство заменяет грубой силой первый, кто понаглее и язык хорошо подвешен.

– А, понял. Фильм-предупреждение. Вы не возражаете, если я вас провожу?

– Так вы вроде уже провожаете, разве нет?

– Ах да, конечно. Тогда в какую сторону?

– Садимся у гостиницы. Можно на моторе, но, знаете, я больше люблю троллейбусы. В моторе люди сидят молча, и каждый вроде сам по себе. Удобно, но не совсем уютно. Знаете, в детстве жутко мечтала о машине, как все в Союзе. Даже водить выучилась. Сейчас – нет. Все время думать, чтобы ни на кого не наехать…

На площади Ленина с фасада бывшего исполкома ярким рубиновым светом полыхали электронные часы. Памятник вождю пролетариата стоял в лучах прожекторов, и от их голубоватого сияния на окружавших постамент клумбах неестественно отчетливо сияли последние цветы сентября – красные хризантемы, белые астры и желтые календулы.

– Наверное, троллейбусы сейчас редко ходят, – задумчиво произнес Виктор, – уже скоро десять.

– Они ходят до часу, – пояснила Вероника. – Да, Светлана Викторовна предупредила меня, чтобы я не интересовалась вашей биографией, не волнуйтесь.

– Ну, мне-то что беспокоиться. Раз вы не побоялись пойти в театр с такой темной личностью…

Губы Вероники на мгновение сложились в легкую улыбку.

– Нет, вы не темная личность. Я все понимаю.

Она остановилась чуть поодаль от остановки, у входа в гостиницу «Десна», закрытого строительными лесами; аскетичному хрущевскому зданию с лоджиями переделывали фасад, приводя в соответствие ампиру бывшего исполкома на другой стороне площади.

– Давайте я лучше о себе расскажу. Я была замужем, у меня дочь, уже взрослая, в этом году прошла в Рязанский радиотехнический по девяти баллам, вполне самостоятельная. Ну и личная жизнь у нее тоже самостоятельная.

– А разошлись давно? Извините, если это неприятный вопрос…

– Вопрос вполне законный. Мы не расходились. Познакомились мы случайно, в культтоварах, что у Цыганского гастронома: выбросили «Зеркало души», меня чуть не затоптали, он вытащил и взял на меня диск, так на почве дисков и завязалось. Это сейчас на компашках навалом, а тогда кто-то что-то доставал, меняли, перезаписывали… А у него всегда можно было найти ну буквально все – от Высоцкого и эмигрантов до «Пинк Флойд» и Жарра. Называл себя языковедом, говорил, что изучает редкие диалекты каких-то народов. Получила диплом, поженились, он стал часто пропадать в многомесячных загранкомандировках… Ну, конечно, притаскивал оттуда «дифсит» и березочные сертификаты, все это мне тогда уже казалось не главным, но думала – не худший случай, у кого пьет, у кого к другой ушел, в общем, так. У него была куча книг про языки африканских народов, обычаи каких-то племен, кассеты с их выговором, тетради с какими-то схемами по лингвистике, вроде как исследования. Занимался спортом, легкой атлетикой, карате, это жутко модно тогда стало – карате, я еще думала, ну, хочет в моих глазах выглядеть, как Митхун Чакраборти, наверное, я, в конце концов, тоже на аэробику ходила. Потом в один прекрасный день прислали извещение, что он пропал без вести где-то в Анголе, в районе местного конфликта, при эвакуации научного персонала – так написано было. Где-то через неделю, вечером, после работы, звонят в дверь, открываю – стоят мужчина и женщина, представились, документы показали. Женщина была как раз Светлана Викторовна. Вручили орден Красной Звезды, медали «За укрепление боевого содружества», «За боевые заслуги», «За отвагу»… личные вещи, как сказали, доставить было невозможно, ну, в общем, вы понимаете. Расспрашивали, как живу, в чем трудности, мы тогда в хрущевской двушке жили на Северной, туда, к Медведева идти. Собственно, как и что, не рассказывали. Вскоре дали ордер на трехкомнатную у Самолета, пенсию на книжку перечисляют до совершеннолетия Таисии. Светлана периодически наведывалась, вроде как подруги теперь. Вас я спрашивать ни о чем не буду. Наверное, тоже будете уезжать в командировки.