Книга Тузы за границей - Мелинда М. Снодграсс

«Тот, кто контролировал офицера, знает, что потерял фокус. Часовой механизм или радиоуправление? Раздумывать некогда».

Решение, когда оно пришло, было почти бессознательным. Он потянулся, завладел человеческим разумом. Джек Браун застыл, выронил свой бокал и помчался к высоким окнам, выходившим в парк и на фонтаны. Люди разлетались во все стороны, как кегли, перед бегущим тузом. Тахион вознес молитву предкам, прося у них укрепить и направить его руку, затем размахнулся и швырнул кейс.

Джек, точь-в точь как один из героев фильмов о футболе, подпрыгнул, перехватил вращающийся кейс в воздухе, крепко прижал его к груди и устремился в окно. Стекло ореолом окружило его сияющее золотом тело. Еще секунда – и чудовищный взрыв выбил все оставшиеся стекла в окнах Зеркального зала. Женщины завизжали – тончайшие осколки глубоко впивались в беззащитную кожу. Стекло и гравий со двора обезумевшими дождевыми каплями посыпались на пол.

Все бросились к окнам – взглянуть, что случилось с Брауном. А доктор опустился на колени рядом с оглушительно дышащим майором.

– Давайте повторим еще раз.

Тахион примостил ноющий зад на твердый пластмассовый стул, поерзал, пока наконец не удалось украдкой бросить взгляд на часы. 12:10. Определенно, полицейские во всем мире одинаковы. Вместо того чтобы сказать ему спасибо за то, что предотвратил трагедию, с ним обращались как с уголовником. А Джек Браун избежал этой участи – власти настояли на том, чтобы его отправили в больницу. Разумеется, Золотого Мальчика не ранило – именно поэтому Тахион и выбрал его.

«Наверняка к утру все газеты будут до небес превозносить отважного американского туза, – мрачно подумал Тахион. – Моего участия никто никогда не замечает».

– Мсье? – подстегнул его Жан-Батист Рошамбо из «Сюрте»[117].

– Чего ради? Я уже все вам сказал. Я почувствовал мощное действие природного ментального контроля. Определить источник не удалось – он не обучен и не умеет контролировать свой дар. Однако я сумел определить его жертву. Когда я пытался перехватить контроль, то проник в сознание контролировавшего, узнал о присутствии бомбы, завладел разумом Брауна, бросил бомбу ему, он выпрыгнул в окно, бомба взорвалась, не причинив ему никакого вреда, разве что он сам слегка помял клумбы.

– Под окнами Зеркального зала нет клумб, – прогнусавил помощник Рошамбо.

Тахион обернулся к нему на своем стуле.

– Это была шутка, – пояснил он мягко.

– Доктор Тахион. Мы не ставим под сомнение ваш рассказ. Просто это невозможно. Такого могущественного… ментата? – он вопросительно взглянул на Тахиона, ожидая подтверждения, – во Франции нет. Как объяснил доктор Корвисар, у нас зарегистрированы все носители, как латентные, так и выраженные.

– Значит, один ускользнул от вашего внимания.

Корвисар, самоуверенный седовласый тип с пухлыми, как у бурундука, щеками и крошечным ротиком-гузкой, упрямо покачал головой.

– Всех новорожденных проверяют и регистрируют в роддоме. Всех иммигрантов проверяют на границе. Все туристы обязаны пройти обследование, иначе им не дадут визу. Единственное объяснение – то, о чем я подозревал уже несколько лет. Вирус мутировал.

– Это полная и безоговорочная чушь! При всем моем почтении, доктор, самый главный авторитет в области дикой карты на этой планете, как и на всех остальных, я.

Пожалуй, тут он слегка преувеличил, но это простительно. Столько часов общения с дураками, причем подряд!

Корвисар дрожал от ярости.

– Наше исследование было признано лучшим в мире.

– Да, но я не публикуюсь. – Тахион вскочил на ноги. – У меня нет в этом необходимости. – Шаг вперед. – Зато у меня есть одно маленькое преимущество. – Еще шаг. – Я помогал разрабатывать эту заразу! – рявкнул он французу прямо в лицо.

Корвисар упрямо стоял на своем.

– Вы ошибаетесь. Ментат существует, его нет в списках, следовательно, вирус мутировал.

– Я хочу взглянуть на ваши заметки, повторить исследование и посмотреть ваши хваленые списки.

Эти слова были обращены к Рошамбо. Может, он полицейский до мозга костей, зато хотя бы не идиот. Офицер «Сюрте» вскинул бровь.

– Вы не против, доктор Корвисар?

– Нет.

– Хотите начать прямо сейчас?

– Почему бы и нет. Вечер все равно испорчен.

Его устроили в кабинете Корвисара, предоставив в распоряжение впечатляющий компьютер, пухлые папки с данными исследований, футовую груду дисков и чашку крепкого кофе, который Тахион щедро сдобрил бренди из поясной фляги.

Исследование оказалось убедительным, но изначально рассчитанным на то, чтобы доказать вожделенную гипотезу Корвисара. Интерпретация данных, которые собирал француз, была слегка окрашена надеждой на славу в форме мутировавшего штамма – дикой карты имени Корвисара. Однако вирус не мутировал.

Тахион от души возблагодарил богов и предков.

Он лениво проглядывал электронный реестр жертв дикой карты, когда в глаза ему бросилась какая-то аномалия. Было пять утра – не совсем удачное время для продолжения поисков, но воспитание и природное любопытство одержали верх. После нескольких минут лихорадочных терзаний клавиатуры он разделил экран и вывел оба документа рядом. Потом откинулся в кресле, принялся ерошить и без того встрепанные кудри нервными пальцами.

– Чтоб мне провалиться, – сказал он вслух в тишине.

Дверь приоткрылась, и дежурный сержант просунул голову в щель.

– Мсье? Вам что-то нужно?

– Нет, спасибо.

Он стремительно протянул руку и удалил без возможности восстановления убийственные документы. То, что он обнаружил, не нуждалось в огласке. Отныне он лично, а не компьютер или дискета, сохранит тайну. Ибо это политический динамит, способный превратить выборы в хаос, лишить президентского поста и подорвать доверие избирателей.

Тахион вжал руки в поясницу, потянулся, пока не затрещали позвонки, и помотал головой, как усталый пони.

– Сержант, боюсь, я не нашел ничего полезного. И слишком утомился, чтобы продолжать. Можно мне вернуться в гостиницу?

Но и в своей постели в «Рице» Тахион не смог найти ни покоя, ни сна, так что в конце концов очутился на мосту Согласия, глядя, как под ним проплывают угольные баржи, и жадно принюхиваясь к запаху свежего хлеба, которым, казалось, был пропитан весь город. Каждая клеточка его тела доставляла ему страдания, спина до сих пор болела от того невыносимого кресла, желудок требовал еды. Но хуже всего было то, что он про себя определил как мысленное несварение. Такисианин видел или слышал нечто важное. И пока он не обнаружит это, его разум будет бурлить, как суп на плите.

– Временами, – строго сказал он своему сознанию, у меня появляется такое ощущение, что ты обладаешь собственным разумом.