Книга Перекресток в Никодимске - Ярослав Чеботарев

было бы желание, - не соглашалась Ксения. – Ничего невозможного нет.

- Одной тяжело. Было бы с кем можно хоть на край света махнуть, навстречу чудесам. – улыбнулась Лена. – Пошли спать, а то завтра будет веселый день.

Утро Жанны снова выдалось тягостным, поскольку минувший вечер оказался слишком ёмким и наполненным. Сначала Миша высказал ей все свои страхи, потом был долгий разговор с отцом. Парень по дороге не сказал ей ничего нового, практически повторил опять за Ксенией и Леной все их доводы. Не надо лезть, толку нет, всё бесполезно. Это ещё сильнее разозлило Жанну, и у подъезда она зло сказала ему:

— Миш, а ты любишь летать?

— Не знаю, я никогда не летал на самолёте,— смущённо ответил парень.

— Зачем самолёт? Давай с крыши! — воскликнула она.— Пошли на девятый этаж, вместе разом полетим до земли, а? Всё вокруг смысла не имеет, только терпеть можно, давай — раз, и всё! Как Ромео и Джульетта, романтично и счастливо: любили друг друга и умерли в один день.

— Ты чё, ё… Жан, так не шутят!

— Спокойной ночи, дорогой, дверь закрой покрепче, чтоб в твою норку не вломился никто! — воскликнула отличница и мгновенно скрылась в подъезде, оставив парня обалдело пялиться в холодную весеннюю ночь.

Дома Жанна с удивлением застала отца за просмотром фильма «Он вам не Димон». Олег Дмитриевич выглядел мрачным и задумчивым, после приветствия коротко сказал:

— Не раздевайся, дочка, пойдём Джека выгуляем.

Жанна сразу всё поняла: отец не хотел, чтобы мама слушала. Ей было интересно, откуда отец узнал про фильм. Она, конечно, повесила его на стену у себя ВКонтакте, но отец редко пользовался соцсетями и вряд ли мог наткнуться случайно. Когда они вышли на улицу, девушка заговорила первой:

— Пап, я тоже как раз хотела с тобой поговорить. Я знаю, что на комбинате происходит. Вы боретесь с рейдерским захватом, да?

— О как! — удивился Олег Дмитриевич.— Только я собрался с дочерью воспитательную беседу провести, как она первой решила меня воспитывать!

— Папа, ну я серьёзно,— не сдавалась Жанна.— Я же вижу, как тебе тяжело. Скрывать нет смысла, я все равно все узнаю. Но, может, узнáю с искажениями, а так будет из первых рук. Или подскажу чего по делу: сам говорил — иногда нужен свежий взгляд на проблемы.

— Давай так: я первый тебя позвал поговорить — значит, моя тема и будет первой,— улыбнулся отец.— А потом я о своих проблемах расскажу, ладно?

— Хорошо,— смущённо сказала Жанна.— Я внимательно слушаю.

— Перед твоим приходом звонила Елена Андреевна. И рассказала о твоём новом политическом увлечении. Она им очень обеспокоена. Боится, что ты опять станешь граффити рисовать или нечто подобное. Сама знаешь, сейчас даже размещение поста на своей страничке может вызвать последствия, если такой материал признают экстремистским. А у тебя экзамены на носу… В общем, я обещал ей во всём разобраться и поговорить с тобой о…

— Ну и как тебе кино? — резко прервала его Жанна.— Это нормально?

— Думаю, нет,— покачал головой отец.— Но мы с этим ничего поделать не можем.

— Все так говорят! — воскликнула Жанна и пнула попавшуюся на пути ледышку.— Поделать ничего нельзя, не распространяй, не говори, не думай, как бы чего не вышло!.. Блин, я так устала от этого. Какой-то общий трусливый психоз!

— Хорошо, что ты собираешься делать? — спокойно спросил отец.— Ну, вот ты посмотрела этот фильм, знаешь это — и что? Другие материалы этого журналиста посмотрела, и дальше что?

— Я хочу с этим бороться.— уверенно сказала Жанна.— Примкнуть к этой организации, распространять информацию, убеждать, что коррупция — это ненормально. Чем больше людей это поймёт, тем быстрее у нас все поменяется. Все знают, что это неправильно, но надо же что-то делать! Если сидеть сложа руки, оно так всегда и будет.

Олег Дмитриевич горестно вздохнул и ничего не сказал. Пару минут они шли молча, наблюдая, как спущенный с поводка Джек весело кувыркается в снегу. Наконец мужчина остановился и произнёс:

— Я, наверное, плохой отец. Я воспитал тебя неправильно и глупо, не приспособил к окружающему миру. Ты выросла слишком хорошей и честной, чтобы быть счастливой.

— Блин, па, ну давай без пафосных фраз, а то я чувствую себя героиней марвеловских комиксов! — возмутилась девушка.— Что опять не так, что я неправильно сказала?

— Да вроде всё правильно, только я боюсь за тебя,— вздохнул отец.— Мне кажется, что хорошим это не закончится. Помнишь пример с разделительной полосой, через которую я разворачивался? Вот и с коррупцией точно так же, она тут пропитала всё сверху донизу. Разве что ты нею никогда не занималась, вот тебе и дико всё это.

— Я не поняла, что ты имеешь в виду?

— Всё понемногу,— стал загибать пальцы Олег Дмитриевич.— Во-первых, я поощряю коррупцию, когда меня, например, гаишник хлопнет меня на трассе. Во-вторых, твой друг Миша. Помнишь историю с больничным для вашей классной? Чистой воды коррупция: оформил документы с нарушением, воспользовался связями для получения компенсации от государства за неделю прогула. Сама Елена Андреевна наверняка берёт подарки от учеников — та же коррупция по факту. Что ещё вспомнить? Например, какие у Миши дома простыни?

— При чем тут простыни? — удивилась Жанна.— Откуда мне знать, я их вообще не видела?

— Ну не юли, я знаю, когда ты врёшь,— усмехнулся отец.— Постарайся вспомнить: такой детектив, как ты, деталей не упускает. На них был прямоугольный больничный штамп?

— Был! — изумлённо кивнула Жанна.— Да, точно был, припоминаю. А ты откуда знаешь?

— Элементарно,— усмехнулся Олег Дмитриевич.— Вряд ли сестра-хозяйка станет покупать для своего дома постельное белье. Кого ещё припомнить? Ксению Олеговну и обстоятельства прекращения её дела? Тоже ведь вроде не просто так, а с помощью связей. Понимаешь теперь, о чём я?

— Блин, но тут же масштаб совсем другой! — воскликнула Жанна.— Одно дело — простынки из больницы воровать, а другое — дворцы строить!

— Нет,— покачал головой отец.— Масштаб значения не имеет. У нас тут все такие. Каждый хочет требовать от других соблюдения законов и правил, но сам по себе соблюдать их не спешит.

— И что теперь? — гневно спросила Жанна.— Если я дорогу по зебре не перехожу — значит, права возмутиться не имею. Должна принимать покорно