Книга Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон

Дуэль Печорина нарушает чуть ли не все правила: с начала и до конца она представляет собой гротескную пародию на общепринятый протокол: сговор с целью заманить Печорина в ловушку, использование дуэли для того, чтобы проучить его, затем попытка одурачить Печорина, подсунув ему незаряженный пистолет, не говоря уже об особенно жестких условиях поединка, и безжалостность, с которой Печорин хладнокровно убивает Грушницкого, — все это серьезные нарушения дуэльного кодекса. Что хочет сказать нам автор, показывая эту столь нетрадиционную встречу? Сразу не ответишь. Есть ли это просто циничный взгляд Печорина на вещи, или, вероятно, так автор выражает собственную точку зрения на законность дуэли, или же это что-то еще?

Иван Тургенев (1818–1883) имел кое-какой опыт знакомства с дуэльным этикетом — опыт, который нашел отражение в его романе «Отцы и дети». Молодым человеком Тургенев знавал Пушкина — видел того и не раз незадолго до гибели. Кроме всего прочего, Тургенев, примерно в то же самое время, когда писались «Отцы и дети», поссорился с коллегой — писателем-романистом Львом Толстым, — когда гостил у общего для обоих друга. Размолвка писателей закончилась отправками официальных вызовов, хотя, по счастью, до дуэли дело не дошло. В сильную противоположность с дуэлью Печорина дуэль в «Отцах и детях» между Павлом Петровичем и Базаровым имеет привкус комической оперетты. Павел Петрович вызвал Базарова потому, что, как он выразился: «Мы друг друга терпеть не можем. Чего же больше?»{720} Однако остается подозрение, что он все равно спровоцировал бы Базарова, если бы тот сразу не согласился. Базаров — воплощение современного человека. Он нигилист, который провозглашает тезис, что «дуэль нелепость», но в то же время готов признать за дуэлью способность служить определенным практическим целям. Соперники договариваются стреляться с 10 шагов, хотя ни тот, ни другой не назначают секундантов. В результате обмена выстрелами Павел Петрович получает рану в мякоть бедра. Судя по дуэльному эпизоду в его романе, представляется вряд ли возможным, что Тургенев особенно серьезно относился к дуэли, хотя вывод такой, по меньшей мере, отчасти противоречит факту ссоры с Толстым.

Толстой сам служил в армии во время Крымской войны, так что, вполне возможно, мог участвовать в дуэлях. Естественно, он без долгих размышлений послал вызов Тургеневу, когда между ними случилась размолвка, и тоже включил дуэль в свой роман. В «Войне и мире» Пьер в порыве пьяной ревности вызывает Долохова, которого подозревает в любовных связях со своей женой. В этом столкновении судьба сводит Долохова, опытного военного, и Пьера, человека книжного и полного новичка в дуэльном деле, который к тому же едва ли когда до этого стрелял из пистолета. Они сходятся à la barrière в заснеженном лесу. Пьер ранит Долохова, который затем — точно в отзвук дуэли Пушкина — собирается с силами и пускает пулю в оппонента, но промахивается{721}.

Жизнь и работы как Пушкина, так и Лермонтова и — в несколько меньшей степени — Тургенева и Толстого наглядно показывают важность литературы в истории дуэли в России. Новелла Чехова «Дуэль», опубликованная в 1891 г., признает влияние литературы на русскую дуэль и дает понять, что секунданты обращались к Лермонтову или Тургеневу в поисках наставлений по этикету. Конечно, это шутка — хорошая шутка, — однако она не полностью лишена смысла. Чехов, похоже, старается сказать, что именно в литературе, скорее, чем где-то еще, можно почерпнуть знания о дуэли.

Положение с дуэлью в России отличалось от других рассмотренных нами стран, поскольку она почти не знала подобной практики до начала девятнадцатого столетия. В Британии к тому моменту дуэльной традиции оставалось жить последние несколько десятилетий. У России больше общего с Францией и Германией — то есть со странами, где дуэль, не потеряв привлекательности, дожила до 1914 г. Хотя русские начали поздно, они быстро исправили положение и нагнали остальных: ближе к закату девятнадцатого столетия в России полностью прижились и дуэльная идея, и не отделимые от нее понятия о чести. И в самом-то деле, к 1900 г. русские дуэлянты стали полноправными членами международного братства себе подобных.

Глава пятнадцатая.

Честь мертва — дуэль в двадцатом столетии

НА ЗАРЕ ДВАДЦАТОГО века дуэль все еще здравствовала и даже процветала в большинстве уголков Европы: только чванливые и нерыцарственные британцы и их скучные собратья из бывших колоний — американцы — забросили заботы о честй, предпочитая звону клинков звон монет. В 1914 г. — на пороге войны — поединки чести чувствовали себя вполне вольготно в центре Европы. В июне «Таймс» сообщала из Парижа: «Дуэли за последнюю неделю сделались каждодневным явлением». Далее газета рассказывала о бое между Жаком Ружоном и Леоном Доде, ставшем следствием какого-то унизительного свойства высказывания Доде — «роялиста особо боевитого настроя» — в адрес покойного отца Ружона. Господа выбрали оружием мечи, Доде получил легкую рану в руку{722}. В Германии в плане дуэлей тоже ничего не изменилось. В феврале два немецких офицера стрелялись в Меце из пистолетов без прицелов с 25 шагов. Лейтенант Хааге — старший субалтерн в 98-м пехотном полку германской армии — погиб мгновенно, когда вторая пуля противника попала ему в сердце. Оппонентом был младший офицер того же самого полка, делавший подступы к жене Хааге{723}.

И в самом деле, в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, дуэли, кажется, стали более популярными, чем когда-либо прежде. Представители общепринято дуэльных секторов общества с жаром продолжали поддерживать традиции: в январе 1913 г. граф Тиса, председатель венгерской палаты, дважды участвовал в поединках в Будапеште с разрывом между ними в две недели{724}. В России принц (князь) Наполеон Мюрат, служивший офицером в русской армии, дрался на одной за другой двух дуэлях с братьями в мае 1908 г. Сам принц вышел из обоих поединков с ранениями, но во втором случае убил противника. К тому времени дуэль укоренилась во многих местах. В 1910 г. два греческих морских офицера стрелялись из-за обвинений во взяточничестве в прессе, при этом один из них погиб{725}.

В 1909 г. пришло сообщение о двух дуэлях из Португалии; оба раза с участием министров правительства. В одном случае оппоненты выбрали мечи, в другом — пистолеты{726}. В Южной Америке — на дальних рубежах испанской империи — тоже привилась дуэльная практика. Одним из признаков популярности явления там становится количество опубликованных книг, посвященных теме. В 1905 г. в Буэнос-Айресе, например, вышла работа Счипионе Ферретто «Кодекс чести.», которая, как и следовало ожидать, посвящалась правилам дуэли. Сам карманный формат книги позволяет сделать вывод, что она предназначалась как руководство к действию для дуэлянтов и их секундантов непосредственно на месте применения{727}.