Книга Унижение России. Брест, Версаль, Мюнхен - Анатолий Уткин

При всем этом Мархлевский не сумел добиться мира между Пилсудским и правительством Ленина. Коварно и неожиданно Пилсудский взял 19 апреля 1919 г. Вильну. Пилсудский вошел в Вильну (чтобы держать ее в составе Речи Посполитой целых двадцать лет). Он выступил из Вильны с прокламацией о создании свободной федерации восточноевропейских народов. «Наконец-то ныне, на этой почти позабытой богом земле воцарилась свобода, право свободно и без ограничений выражать свои чаяния и нужды. Польская армия несет свободу и волю всем вам»[557].

Ответом Ленина была телеграмма штабу Западного фронта Красной армии с требованием немедленно отбить город, поскольку «потеря Вильны укрепила общие позиции Антанты. Существенно в кратчайшие сроки возвратить Вильну»[558]. Ведь речь шла о связующем звене между русской революцией и индустриальным Западом. Это был бы крах всего замысла Октябрьской революции. Но поляки за Вильно стояли цепко.

ГЕРМАНИЯ

Поникшая и смятенная Германия ждала вердикта. Именно по поводу германского вопроса между западными союзниками возникает первый конфликт. Французы хотели бы предъявить немцам еще более жесткие условия перемирия. Это вовсе не входило в планы Вильсона. Он подзывает самого опытного в контактах с союзными военными — генерала Блисса, долго обсуждает с ним животрепещущую проблему и утверждается еще более твердо в своей позиции: было бы «неспортивно» ставить немцев в еще более суровые условия, чем те, которые были выработаны в пылу военных баталий. Военные советники имели все возможности выдвинуть свои условия перед финалом переговоров в Компьене, зачем же ужесточать для них ситуацию, когда они решили сложить оружие?

В легком Париже завертелся такой ураган межсоюзнической борьбы, что даже стоически настроенный Блисс написал своей жене: «Мир кажется мне еще худшим, чем война». Большинство суждений не имели никакого отношения к делу, ради которого президент США пересек океан, — шла речь о частном (пусть и большом — германском) вопросе, а не о глобальной трансформации. Американцы не желали уступать, и Клемансо, никому не передававший (по существу, узурпированное им) председательское кресло, ради избежания взрыва, начал делать подачки американским новичкам в большой дипломатии. Клемансо пошел навстречу пожеланию Вильсона ограничить круг обсуждения.

Было решено, что чисто военные проблемы будут изъяты из процесса заседаний и переданы в руки военных экспертов. А проблемами выработки мирных условий займется «комитет десяти», среди которых доминировать будут пять великих стран (США, Англия, Франция, Италия, Япония). Нужно ли подчеркивать, что Клемансо не пришлось уговаривать основных переговорщиков сверх меры, американский нажим шел в самом желанном для него направлении.

При этом президент Вильсон настаивал на назначении Гувера главой союзной комиссии по гуманитарной помощи, но европейцы, столь сговорчивые в дни наступления Людендорфа, выступили резко против. Ллойд Джордж жаловался, что в этом случае Гувер станет «продовольственным царем» Европы, а американские бизнесмены получат невиданные возможности вторжения в Европу. Для Вильсона Гувер был эффективным, работоспособным и неулыбчивым. Для Ллойд Джорджа он был бестактным и непредсказуемым. Получив 100 млн. долл. от правительства Соединенных Штатов, он открыл офисы в тридцати двух странах. Уже в 1919 г. Гувер следил за движением по железным дорогам и за работой угольных шахт. Он сделал ареной своей деятельности огромную территорию и вовлек буквально десятки миллионов людей.

Французы были «зациклены» на германской проблеме. Они первыми приняли германский удар, война все четыре с половиной года велась на их территории, они пропорционально потеряли больше других населения, их история не давала им оснований смотреть на Германию отвлеченно. Разумеется, никаких подобных ощущений американцы не испытывали. И две стороны неизбежно «схлестнулись» друг с другом по германскому вопросу.

Единомышленники — Вильсон и Хауз — очертили четыре пункта предлагаемого ими решения германской проблемы: 1) сокращение наземных и морских сил Германии; 2) изменение германских границ и лишение Германии колоний; 3) определение суммы выплачиваемых Германией репараций и срока их выплаты; 4) соглашение об экономическом положении Германии.

Французы потребовали введения ограничений на работу германской промышленности, запрета выпуска главных видов продукции. И нет сомнения, что вначале они искренне рассчитывали на благожелательность американцев. Но для Вильсона и его окружения этот вопрос был мелким в сравнении с грандиозной схемой мирового переустройства, с созданием мировой организации, которая будет корректировать действия своих членов и сделает процесс предотвращения военных конфликтов упорядоченным. Более того, стремясь в конечном счете подключить Германию к этой организации, Вильсон не желал «преждевременных» репрессий, способных лишь вызвать отчуждение крупнейшей европейской страны. Поэтому «крик сердца» Клемансо не произвел на американскую делегацию никакого впечатления. Напротив, в нем виделась лишь шовинистическая узость мышления. Президент Вильсон, смертельно раздражая самолюбие Клемансо, назвал предлагаемое «панической программой». Напротив, американская сторона стала говорить о необходимости снятия продовольственной блокады Германии. На фоне страданий французского населения это казалось Клемансо и его коллегам высшей степенью лицемерия и черствости.

Европейцы стали напоминать, что Соединенные Штаты на протяжении своей короткой, но изобилующей захватами истории постоянно ратовали за самую высокую добродетель и в то же время постоянно нарушали свой символ веры. Принцип равенства между людьми не был применен ни к желтым, ни к неграм. Доктрина самоопределения не распространялась ни на индейцев, ни даже на южные штаты, а такие события в истории США, как война с Мексикой, освоение Луизианы, война с Испанией и бесчисленные нарушения договоров с индейцами, свидетельствовали о том, что великая американская империя всегда опиралась на грубую силу.

И, по существу, Вильсон противопоставил себя всем, когда обрисовал свое видение решения вопроса будущего Германии. Он сказал, что, «если не будет восстановлена германская промышленность, Германия, совершенно ясно, не сможет платить». Могли ли, скажем, французы с симпатией слушать пожелание американцев восстановить индустриальную мощь Германии, которая по меньшей мере компенсировала бы военную мощь Франции на Европейском континенте, а экономически ее значительно превзошла бы?

ОЖЕСТОЧЕНИЕ

Еще одним разочарованием для американской дипломатии было поведение малых держав, еще недавно вовсю пользовавшихся поддержкой США в реализации своих прав на самоопределение. Самоопределение — хороший и действенный лозунг, но, когда вставал вопрос о формировании новых государств, неизбежно возникал критический вопрос об их границах. И здесь Вильсон с его антипатией к территориальному дележу (он-то надеялся все эти страны сделать своими клиентами через посредство Лиги Наций) быстро превращался для малых стран из ангела в дьявола. Эти новые государства, с его точки зрения, еще имели наглость обращаться к США за помощью войсками, за подтверждением их часто спорных границ, за кредитами и оружием.