Книга Влюбленные - Сандра Браун

— Ах, Хедли!.. Значит, ты обсуждала меня с ним?

— …Тогда как на самом деле это противоречит складу твоего характера.

— Какого черта, Амелия?! Хедли ничего не знает о моем характере!

— А мне кажется, он не так уж не прав.

— С чего ты взяла?

— Во-первых, эта операция, которую ты сделал в двадцать два года…

— Моя вазэктомия не имеет никакого отношения к тому, о чем мы сейчас говорим.

— Нет, имеет. И самое прямое.

— Ты ошибаешься!

— Нет, не ошибаюсь. Кстати, если в словах Хедли нет ни крупинки правды, с чего это ты так раскипятился?

Доусон резким движением отвернулся от нее, но постарался говорить тише.

— Где твоя статья, Доусон?

— Что-о? — Он так удивился, что снова повернулся к ней.

— Еще одним предлогом, к которому ты часто прибегал, была статья, которую ты якобы непременно должен написать. Ты сам не раз повторял — все, что ты делаешь, это ради сенсационной статьи, ради репортажа, за который ты непременно получишь Пулитцеровскую премию. Ради этого ты был готов подвергать свою жизнь опасности, идти на самый безумный риск… И где же она, твоя статья? — Она посмотрела на выключенный ноутбук на столе. — Где?!

— Я ее еще не написал.

— Но ты, наверное, уже начал, правда?

— Нет, не начал.

— Почему?

— Материал еще не… улегся. Не созрел. Я никак не могу решить, как лучше осветить произошедшие события, к тому же у этой истории пока нет конца. Смерть Джереми в лесной хижине — это еще не все. Эта история закончится только тогда, когда Карла арестуют или убьют.

— То есть ты ничего не пишешь, потому что ждешь развязки?

— Именно так. И это, кстати, единственная причина, по которой я все еще здесь.

— То есть ты задержался в Саванне только для того, чтобы дождаться, пока Карла поймают?

— Да.

— И твоя дружба со мной, с мальчиками — это только средство, с помощью которого ты собирался достичь цели?

— Ты хочешь знать всю правду?

— Мне будет достаточно, если ты скажешь просто «да» или «нет».

— Мне бы не хотелось тебя обидеть или сделать больно…

— Это значит — «да»?

Доусон ничего не ответил.

— В общем, ты просто работал над статьей… — Амелия вздохнула. — Втирался к нам в доверие, чтобы заполучить первоклассный материал. Так?

В ответ он только коротко кивнул.

Амелия долго смотрела на него, потом покачала головой:

— Ты опять врешь, Доусон!

— Ты уже говорила мне это несколько раз.

— А ты каждый раз это отрицал. И все равно, я не верю, что ты можешь быть настолько черствым.

— Не веришь?! Хорошо, я попробую тебе это доказать. Ты хочешь узнать, насколько далеко я готов зайти, чтобы добыть материал для статьи? Слушай, я тебе расскажу… только присядь, рассказ может получиться довольно длинным.

Амелия опустилась в кресло.

— Я слушаю.

Но Доусон начал не сразу. Некоторое время он расхаживал перед ней по комнате, словно собираясь с мыслями. Его движения были нервными, порывистыми, почти гневными, но в них Амелия улавливала глубокое волнение и неуверенность в себе. Наконец он начал свой рассказ:

— Как тебе, вероятно, известно, я сумел добыть отличный материал в Афганистане. Мои статьи наделали много шума, о них много говорили, но мне этого было мало. Мне хотелось большего. Я мечтал о сенсации, о бомбе. Не в том смысле, конечно, какой вкладывают в это слово те, кто пишет для «желтой прессы», нет! Мне хотелось писать о вещах внешне обыденных, будничных и вместе с тем об очень и очень важных. О человечности и политике. О праве человека на спокойную и счастливую жизнь. В поисках подходящего материала я вылетел на точку — армейский опорный пункт или заставу, затерянную в горах на афгано-пакистанской границе. Не буду говорить, чего мне стоило уломать армейское начальство, чтобы мне разрешили туда отправиться. Пришлось подключить кое-какие мои связи в Пентагоне, но так или иначе я оказался там. Первое, что меня поразило, это отсутствие утренних и вечерних сумерек. Как только солнце встает над горами, сразу начинается день. Как только оно садится — наступает ночь, черная, непроглядная ночь, в которой не видно ни единого огонька. Если в темное время суток кому-то нужно было перейти из блиндажа в блиндаж, приходилось пользоваться маленькими фонариками с красными стеклами, которые почти не давали света. Но самым главным была постоянная боевая готовность. Круглые сутки. Семь дней в неделю, и так — без перерывов и выходных. Это была очень тяжелая, напряженная жизнь, но солдаты, которые там служили, как-то справлялись.

На точке постоянно находился один взвод. Особый взвод, если ты понимаешь, что я хочу сказать. С остальными нашими военнослужащими они почти не взаимодействовали. Больше того, их как будто не существовало вовсе. Это были по-настоящему крутые парни, но совсем не такие, каких можно видеть в кино. Они не были накачанными великанами, «терминаторами» или «крепкими орешками». Большинство из них были небольшого роста, жилистыми, сильными физически и на редкость выносливыми. Все свободное от боевых выходов время они посвящали изнурительным тренировкам. Рукопашный бой, метание ножа, снайперская стрельба, скалолазание и другие необходимые навыки — все свои навыки и умения они стремились довести до совершенства. Конечно, все эти парни были на редкость агрессивными, задиристыми, драчливыми — без этого, наверное, не бывает хорошего бойца, но, несмотря на это, они были очень дружны. Жили как одна семья, все делали вместе, помогали друг другу чем могли… И в то же время это были тренированные убийцы или, лучше сказать, настоящие солдаты действующей армии.

Вот почему мне казалось, что лучшего материала для задуманной мною статьи, или, точнее, серии статей, мне не найти. Нужно было только узнать этих парней получше, и я жил с ними, тренировался с ними, старался узнать, кто чем дышит и что собой представляет. Что делало их такими хорошими солдатами? Были ли они патриотами своей страны или обученными головорезами на государственной зарплате?

Как я уже сказал, я жил вместе с ними. Со временем они меня полюбили или, во всяком случае, прониклись ко мне достаточным доверием, чтобы откровенно отвечать на вопросы. Чего они не могли понять, это того, что́ я делаю в этом богом забытом и к тому же небезопасном месте, ведь мне — в отличие от них — ничто не мешало отправиться туда, где идет нормальная, мирная жизнь, где есть виски и женщины, кино и телевизор, бары и рестораны и многое другое. Мне стоило большого труда убедить их, что комфорт, которым я пожертвовал, сто́ит в моих глазах гораздо меньше, чем та статья, которую я надеялся написать.

Итак, я спал с ними в блиндажах, ел с ними за одним столом, обменивался шуточками и играл в покер. Единственное, чего я не мог делать наравне с ними, — это ходить на боевые задания, которые подразумевали поиск и ликвидацию цели, будь то мост через ущелье, караван с грузом оружия или наркоты или человек. Время от времени солдаты уходили в горы, уходили большими и маленькими группами. Они возвращались усталыми, грязными, истосковавшимися по горячей пище, но довольными и почти счастливыми. Задание выполнено, и одним террористом на свете стало меньше. Они рассказывали мне о подробностях, нисколько не стесняясь в выражениях, да еще и шутили: «Запиши это дословно, Доусон. Можешь на меня ссылаться! Не верь Ларсу, он все врет; если хочешь знать, как было на самом деле — послушай меня!» Да, Амелия, они ничего от меня не скрывали, они хотели, чтобы мир узнал о них, узнал, что́ они сделали и ради чего.