Книга История Финляндии. Время императора Александра II - Михаил Михайлович Бородкин

статей, в каком бы то ни было отношении враждебных русским» (27 июля — 8 августа 1864 г.).

В том же году в газете «Mikkelin Wiikko Sanomia» (1864, № 32) было помещено приглашение к взносам пожертвований на сооружение памятника, в воспоминание бывшего в Поросалми в 1789 году сражения между русскими и финскими войсками. По закону 4 июля 1849 года на повсеместный сбор не имели права без разрешения генерал-губернатора. Рокасовский нашел затею крайне неуместной в настоящих обстоятельствах и вредной для Финляндии манифестацией (август 1864 г.).

Император Александр II не давал разрешения на постановку памятников при Лаппо и Ютас. Граф Армфельт по поводу ходатайств о разрешении поставить памятники на этих местах во всеподданнейшем докладе говорил о том, что означенные сражения имели весьма ничтожное значение, и что, в особенности сельцо Ютас, получило имя лишь благодаря стихам Рунеберга. Государь объявил графу Армфельту свою волю о том, что вообще нужно содействовать тому, чтобы воспоминания о кровавых столкновениях между русскими и финнами изгладились, а не поддерживались постановкой памятников, дающих повод к различным речам. К сожалению, добрый совет Монарха вскоре был забыт, а в Финляндию явились генерал-губернаторы, которые равнодушно отнеслись к домогательствам местных политиканов.

Толки о нейтралитете хотя и не возобновлялись в печати, после шестидесятых годов, но известное влияние на умы они, тем не менее, кажется, успели произвести. Это можно заключить из следующего обстоятельства. В 1877 году в России подъем национального чувства проявился успешным сбором пожертвований на добровольный флот. Предполагали, что и Финляндия примет участие в общем деле обороны империи, но вышло иначе. В мае 1878 года генерал-губернатор сообщил Шернваль-Валлену, что «из полученных через сенат сведений усматривается, что сбор в пользу добровольного флота не может быть принят в Финляндии сочувственно, из опасения репрессалий, которые в случае войны с Англией, всего ближе, могли бы отозваться на финляндском коммерческом флоте и на прибрежных городах, селениях и учреждениях края».

Столь же ярким фактом, освещающим отношения финляндцев к русским, является тяжба о свеаборгских водах. Это дело показывает, до какой степени дошли ненормальность и путаница отношений финляндских административных и судебных властей к русским благодаря тому, что допускалось существование государства в государстве. Каждый знает, что начальник крепости обязан принять все меры, чтобы обезопасить крепость не только в военное, но и в мирное время, от всякого рода лазутчиков и злонамеренных людей, появляющихся вблизи крепостных верков. Для этой цели известное пространство земли и воды, окружающее крепость, находится обыкновенно в ведении крепостного начальства, которое и располагает им, когда и как угодно. Между тем, в Свеаборге финляндцы ограничили крепостное начальство в правах распоряжения водами, омывающими острова, на которых расположена крепость, потому что воды эти, как доказывал местный магистрат, принадлежали городу Гельсингфорсу. О принадлежности вод лет десять перед тем возник между военным ведомством и городскими властями спор. В 1867 году инженерное ведомство, отдававшее до тех пор в аренду омывающие некоторые крепостные острова воды, должно было возобновить контракт с арендатором. Магистрат воспротивился исполнить истекавшие отсюда известные требования военного начальства, заявив, что инженерное ведомство не имеет права отдавать воды в аренду, так как под крепость были отданы шведскому правительству одни только острова, а потому магистрат считает окружающую их воду до сих пор принадлежащей городу. Начальник инженеров нашел такое толкование магистрата неправильным. Он ссылался на то, что при сдаче крепости русским войскам были переданы правительству 10 островов, а в 1819 году военным ведомством куплено еще 24 острова. Следовательно, военно-инженерное ведомство сделалось владельцем этих островов, а потому, по закону 1865 года о рыбной ловле, имеет право и налагать запрещение ловить рыбу на окружающих эти острова водах. Такое возражение опровергалось магистратом. В 1869 году вопрос о принадлежности вод обсуждался в военно-окружном совете, а затем и в военном совете в Петербурге. Кроме того, начальник инженеров по этому делу подал жалобу на Высочайшее имя, чрез финляндский сенат. Военный совет, имея в виду удаление от крепостных верков злонамеренных людей, предписал воспретить рыбную ловлю на расстоянии 200 саж. от берегов крепости. Это постановление финляндские власти не исполнили, как для них не обязательное. На жалобу же начальника инженеров последовал отказ и дело было передано на рассмотрение абоского гофгерихта. Таким образом, с одной стороны, специально-военное дело, а с другой стороны дело, затрагивающее права государства по защите своих владений, было отдано на суд второстепенной гражданской судебной инстанции. Потом, для рассмотрения вопроса учредили смешанную комиссию. Депутаты города Гельсингфорса, считая себя обладателями вод, соглашались уступить их за известное вознаграждение.

Во время войны 1877 — 78 годов, когда военное ведомство хлопотало об усилении вооружения крепости и о защите ею города Гельсингфорса, начальником инженеров снова был возбужден вопрос о приведении в исполнение запрещения военного совета плавать и ловить рыбу в свеаборгских водах; но так как инженерное ведомство вовремя не обжаловало решения комиссии, то сенат ответил, что вопрос этот не может быть решен в его пользу. Таким образом, крепостное начальство, в случае войны, лишалось возможности употреблять меры защиты на водах от лазутчиков, хотя бы в виде рыболовов. Между тем Фридрихсгамский мирный договор 1809 года гласил ясно, что вся страна поступила в полное обладание российской империи. Следовательно, и всякие воды, если они необходимы для защиты государства, принадлежат империи. Право государства на защиту его границ неотъемлемо и уже ни в каком случае не может быть предметом ведения и суждения второстепенной финляндской судебной или административной инстанции. Такие вопросы, как вопрос о свеаборгских водах, могут возникать только в пределах Финляндии. Во всякой другой части государства подобного рода споры немыслимы.

Другая невероятная аномалия установлена в области политических и гражданских прав русских людей, поселившихся на этой окраине империи. Согласно действующим узаконениям, из которых первые относятся к концу пятидесятых годов, юридическое положение русских в Финляндии и финляндцев во внутренних губерниях представляет существенные различия, причем все преимущества склоняются на сторону финляндцев. Русский закон не разграничивает уроженцев империи и Великого Княжества, и финляндцы на всем пространстве империи считаются такими же полноправными гражданами, как и природные обыватели. Наоборот, русские в Финляндии признаются иностранцами и, как таковые, лишены не только политических, но и многих гражданских прав, пока не приобретут так называемых прав финляндского гражданства.

По сеймовому уставу 1869 года, русские уроженцы не получили права участия в выборах и не могли быть избираемы в депутаты, хотя бы и родились в Финляндии, обладали недвижимостью и платили мантальные деньги. Даже в духовное сословие сейма не были допущены представители 50 тысяч