Книга Поместье-зверинец - Джеральд Даррелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От недоедания наш Н’Понго совсем захирел. Джереми хитростью заставил его выпить снятого молока — смазал ему десна дисприном, после чего Н’Понго охотно проглотил немного молока, только бы избавиться от неприятного вкуса во рту. Одну за другой мы показывали больному наши покупки, но он смотрел безучастно на оранжерейный виноград, авокадо и прочие деликатесы и все отвергал. И лишь когда мы отрезали ему кусок арбуза, глаза его оживились. Он потыкал арбуз пальцем, наклонился, обнюхал его, потом взял в руки и — слава богу! — принялся есть. Впрочем, мы не спешили ликовать, ведь арбуз совсем не питательный. Но хорошо уж и то, что у Н’Понго появился хоть какой-то аппетит. Теперь надо было ввести ему антибиотик, ибо специалисты пришли к выводу, что у него один из видов колита. И так как он по-прежнему отказывался пить, оставался только один путь — инъекция.
Мы выманили Н’Понго из клетки, а Ненди надежно заперли. Хотя он порядком отощал, мы понимали, что справиться с ним будет нелегко, особенно если за него вступится его дюжая супруга. И вот Н’Понго сидит на корточках на полу павильона млекопитающих и озирает всех мутными ввалившимися глазами. Джереми присел рядом с ним, держа наготове несколько кусков арбуза. Я подошел с другой стороны и быстро все приготовил для укола. Н’Понго проявил некоторый интерес к моим действиям, один раз протянул руку и тихонько потрогал шприц. Наконец я закончил приготовления, а Джереми попробовал отвлечь Н’Понго арбузом. Как только больной отвернулся от меня, я вонзил ему шприц в бедро и нажал поршень. Н’Понго даже ничего не заметил, во всяком случае не подал виду. Он послушно прошел за нами обратно к своей клетке, получил кусок арбуза, забрался на полку и лег на бок, лицом к стене, сложив руки на груди. На следующее утро мы заметили некоторые признаки улучшения. С помощью той же уловки сделали второй укол. До вечера все оставалось по-прежнему. Правда, Н’Понго поел арбуза и выпил немного снятого молока, но о коренном переломе в состоянии его здоровья говорить не приходилось.
Как быть? Через сутки мне выезжать во Францию, там меня ждет рой помощников и советников, которых я поднял на ноги. И Би-би-си считает, что поездка — вопрос решенный. Если сейчас все отменить, выйдет, что я понапрасну взбудоражил кучу людей. Но и Н’Понго нельзя оставить, пока я не уверен, что дело пошло на поправку. Или что он обречен…
А накануне моего отъезда все вдруг переменилось. Н’Понго стал пить комплан (концентрированное сухое молоко) и есть различные фрукты. До вечера он успел довольно много съесть и заметно приободрился. Мой самолет вылетал утром в восемь тридцать, и я встал пораньше, чтобы проведать Н’Понго. Он уже сидел на своей полке. Тощий, измученный, но в глазах снова блестела искорка, которой мы последние дни не видели. Н’Понго хорошо поел и выпил комплан. Я почувствовал, что болезнь его отступает.
Самолет доставил меня в Динар, там мы сели в машину и покатили на юг Франции. Я израсходовал кругленькую сумму на международные разговоры, зато каждый раз мне сообщали все более утешительные новости, и, когда Джереми сказал, что Н’Понго выпил пинту комплана и съел три куска арбуза, два банана, один абрикос, три яблока и белок восьми яиц, я понял, что можно больше не волноваться.
Когда я вернулся из Франции, он уже отъелся, и в павильоне млекопитающих я увидел прежнего Н’Понго, тучного и коренастого. Сверкая озорными глазами, он всячески старался приманить меня поближе к сетке, чтобы оторвать пуговицы на пиджаке. Глядя на этого артиста, который катался на спине и громко бил в ладони, я подумал, что не бывает розы без шипов. Как ни увлекательно держать редких животных и как ни важно добиться, чтобы они размножались в неволе, все равно, когда они болеют, для вас начинается такая нервотрепка, что поневоле спрашиваете себя, зачем только вы все это затеяли.
Глава восьмая
Ответственность за животных
Уважаемый мистер Даррелл!
Вы, наверное, удивитесь, что Вам пишет совершенно незнакомый человек…
Нашему зоопарку уже пять лет. Все эти годы мы упорно стремились достичь своей цели — создать коллекцию животных, которым на их родине грозит истребление. Среди таких животных шимпанзе, южноамериканские тапиры. Но гориллы, пожалуй, одно из наших самых замечательных приобретений, ими мы особенно гордимся. За последний год зоопарк получил много других редкостных экспонатов. Не всегда можно купить или отловить то, что нас интересует, тогда мы меняемся. Вот недавно за страуса нам дали бинтуронга — своеобразного, напоминающего медведя зверька с цепким хвостом, уроженца Восточной Азии, — и очкового медведя, которого мы нарекли Педро.
Очковые медведи — единственные в Южной Америке представители семейства медведей, обитают они высоко в Андах, и область их распространения сравнительно невелика. Масть у них черно-бурая, глаза окружены светло-коричневыми кольцами, на груди — такого же цвета короткий «жилет». Они достигают размеров обычного черного медведя, но Педро прибыл к нам еще совсем малышом и был ростом с крупную легавую. Он оказался на редкость ручным и больше всего на свете любил, стоя на задних лапах и просунув сквозь решетку передние, уплетать шоколад. Педро — страшный фат, даже позы, которые он принимает, кажутся заимствованными у какого-нибудь самодовольного щеголя, завсегдатая светских приемов. Со скучающим видом он прислонялся к решетке, одной ногой опершись на чурбан и лениво свесив передние лапы…
Быстро открыв, что его некоторые трюки вызывают усиленный приток конфет и шоколада, он сам додумался танцевать. Стоя на задних лапах, Педро выгибался назад до отказа и медленно кружился. Выходил своего рода вальс задом наперед. Этот номер всегда покорял зрителей. Чтобы Педро было чем