Книга Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наши! Ура-а-а!
Оказалось, что здесь базировался сформированный Врангелем отряд махновцев под командой Яценки, заочно осуждённого Советом к расстрелу.
Яценко пытался бежать, но его поймали свои же и притащили в штаб к Белашу:
— Берите злодия.
— Ну что, Яценко, помнишь как Тарас Бульба спрашивал Андрея: «Не помогли тебе твои ляхи?»
— Не помню, — просипел Яценко, зверовато косясь в сторону Каретникова, расстёгивавшего кобуру. Перехватив его взгляд, Белаш обернулся, всё понял.
— Погоди, Семён. Не здесь. Дай хоть приговор огласить.
— Оглашай, — глухо ответил Каретников, доставая маузер.
— Яценко, постановлением совета Повстанческой армии батьки Махно, ты за предательство и распространение листовок, порочащих честное имя Нестора Ивановича, приговорён к расстрелу. Всё. Выходи во двор.
Расстреляв во дворе Яценко, Каретников вошёл и сказал:
— Его группу передать Чалому.
Белаш усмехнулся, подумал: «Не может отрешиться от должности командарма», но вслух согласился:
— Да, разумеется.
— И немедленно на Орехов.
В Орехове, захваченном практически без потерь, получили приказ командюжа Фрунзе: «...Командарму Повстанческой продолжать энергичное выполнение поставленной ранее задачи, двигаясь в направлении Орехов, Большой Токмак, Мелитополь и далее, громить тылы противника (штабы, обозы, связь, железные дороги)... и по возможности 29 октября овладеть Крымским перешейком».
— Эк он скачет, — проворчал Каретников. — Не поймал — ощипал.
— Это как сказать, — не согласился Гавриленко. — Он даёт направление на Орехов, а мы уже тут. Так что не поспевает за нами товарищ Фрунзе.
В Орехове Белаша застал телефонный звонок Махно, начал он с ругачки:
— Чёрт побери! Полдня ловлю вас. Дерменжи надо втык дать за такую связь. Безобразие!
— Слушаю, Нестор Иванович, — сказал Белаш.
— Это я тебя слушаю. Докладывай, как дела?
— Покуда хорошо. Тьфу, тьфу не сглазить бы, — в нескольких словах Белаш обсказал успехи группы.
— Как там Каретник?
— В каком смысле?
— В самом прямом, боевом.
— Отлично, Нестор Иванович.
— Передай ему командование и гребись ко мне.
— Значит он опять командарм? — обрадовался Белаш.
— ВРИД пока, так ему и скажи: временно исполняющий, чтоб не очень задавался. Куда нацеливает вас Фрунзе?
— На Большой Токмак. А что?
— Вы не плохо шагаете. Я доволен. Может, всё же отвернёте на Гуляйполе. А?
— Надо посоветоваться.
— А я что тебе плохой советчик?
— Нет, что вы. Но с вридом-то надо... может, вы ему сами скажете.
— Я с тобой советуюсь, ты пока командарм.
— Как у вас с ногой?
— Ты зубы не заговаривай, отвечай, возьмёшь Гуляйполе?
— Постараюсь, Нестор Иванович.
— Витя, я тебя прошу, я туда сразу Ставку перенесу. Понимаешь? На Родине у меня и нога болеть перестанет. Выдели особую группу для этого, назначь командиром Чалого, он, замаливая грехи, будет землю рыть. Да, ещё приятная новость — Володин выступил против белых от Никополя, пытается разгромить Кутепова.
— Ну, этот зверь опытный, — сказал Белаш.
— Да, конечно, — согласился Махно. — Будем надеяться пробьётся. Оставляй за начштаба при вриде Гавриленку и давай в Ставку. Тут без тебя всё замерло.
Каретников спокойно выслушал сообщение о своём назначении ВРИД командарма, но, приняв командование, тут же, наперекор батькиному совету, сказал:
— Группа Чалого пойдёт на Токмак, а Гуляйполе пусть берёт Гавриленко. Всё.
От Орехова до Новониколаевки было 50 вёрст строго на север, по степи, и Белаш уже решал задачу, как туда добираться, когда в штабе появился весёлый Марченко:
— Товарищи командиры, вам часом генеральский автомобиль не нужен?
— Где ты его взял?
— У белых отобрал. Катаются, понимаешь, по степи два полковника с генералом. Мы их остановили, генерал как гаркнет: «Кто такие? Какой части?» Я ему кажу: «Махновцы». Не верит дурень, пришлось маузером убеждать. Так нужен вам автомобиль? А то на него уже Петренко зарится.
— Конечно, нужен, — обрадовался Белаш. — Мы с Василевским на нём в Новониколаевку махнём. Батько зовёт. Спасибо, Алексей, выручил, в самый раз подоспел.
— То не я, товарищ Белаш, то генерал, — усмехнулся Марченко.
Гавриленко перед посадкой, хихикнув, предупредил:
— Гляди, Виктор Фёдорович, не завёз бы он вас к Кутепову, беляк всё же.
— Ему что? Жить надоело? — отвечал Белаш, застёгивая пуговицы на полушубке.
— Кланяйтесь батьке, скажите завтра к завтраку мы ему Гуляйполе преподнесём.
— Не болтай, — осадил его Каретников. — Не поймал — ощипал.
Взяв с собой Василевского и двух ординарцев с пулемётами, Белаш помчался на север в генеральском автомобиле, восседая рядом с водителем-беляком, одетым во всё кожаное.
ВРИД решил проучить самонадеянного начальника штаба и, едва отъехал Белаш, приказал ему:
— Бери полки Ищенки, Сафонова и Клерфмана, ступай на Гуляйполе, — и не отказал себе в удовольствии подкусить: — Да не оставь батьку без завтрака.
— Будь спок, Никитич.
Не мог Семён так скоро забыть и простить Нестору костыль, брошенный ему в лицо: «Чёрт колченогий, мог запросто морду разбить. И из-за чего? Из-за какого-то капитанишки».
Однако вскоре выяснилось, что против Врангеля воюет только Повстанческая Армия, союзница — Красная Армия не спешит вступать в бой с белыми.
— Эге. Нашли дурней, — кряхтел Семён Каретников. — Ты вот что, Гавриленко, коли начальник штаба, придумай отговорку для Фрунзе, чтоб он не очень-то понужал нас. Где ж его Первая и Вторая Конные?
— Они через Днепр никак не перескочат. Идя с польского фронта, грабиловкой занялись, в Первой Конной, в дивизии шлёпнули комиссара.
— Ого, знать, допёк он их.
— Ну большевики построили эту дивизию у железной дороги вроде для смотра. Подогнали два бронепоезда, навели все пулемёты, и Ворошилов объявил: «Если не выдадите зачинщиков, всё будете сейчас расстреляны!» Вот так целую дивизию к расстрелу присудили.
— Откуда это тебе известно? — нахмурился Каретников.
— Я же начштаба, Семён Никитич, всё обязан знать. Фрунзе-то рассчитывал этими Конными армиями отсечь белых от Крыма, чтоб не дать им утянуться туда. Задумка-то хорошая, а исполнение? Случись всё по этому плану главкома, как бы хорошо получилось. Мы б с севера давили золотопогонников, Конные армии с юга. А после дорога в Крым была бы открыта. А теперь что?