Книга В поисках утраченных предков - Дмитрий Каралис

Что у нее узнаешь?..

Старшая Вера охотно снабжает меня по телефону одной семейной легендой за другой. Я записываю все, как учила опытная Лена. Кажущиеся противоречия стараюсь не обсуждать — может пригодиться любая деталька. Удивительно, но из хаоса воспоминаний потом выстроится некий каркас, и всякая реплика, любой фактик — забытый в гостях шарф, дверь под лестницей, китель с белым целлулоидным подворотничком — все они встанут на свои места; не сразу, но встанут.

В конце марта я объявил во всероссийский архивный розыск дедушек и бабушек.

Четверо родных людей из нескольких миллионов — капля в море. Мы никогда с ними не встречались, они ушли, не зная о моем будущем появлении на свет, но без них мне не двинуться в путешествие по Прошлому.

Для начала я послал запросы в тамбовские архивы.

Именно в Тамбове, на берегах красивой речки Цны, проявляли себя трое из разыскиваемой четверки: дед Бузни и две бабушки. Неплохая локализация предков-фигурантов!

К тому же в Тамбове познакомились мои будущие родители — Николай и Александра, тогда еще совсем юные существа. Это произошло в голодном 1918 году, когда моя бабушка по отцу Ольга Николаевна Высоцкая вместе с парголовским приютом, в котором она работала воспитателем, перебралась в относительно сытый губернский городок. Бабушка вывезла из тифозного Петрограда дочку и троих сыновей, старшему из которых — моему отцу — исполнилось четырнадцать.

Какое-то время Николай и Александра учились в соседних школах. Но вскоре мой будущий отец уже работает репортером в «Тамбовской правде», строчит статьи и заметки (позднее из тамбовского архива мне пришлют его газетные корреспонденции и копии гонорарных ведомостей), помогает матери поднимать младших и пытается ухаживать за профессорской дочкой Шурочкой Бузни…

Вопрос: почему бабушка Ольга Николаевна приехала в Тамбов без мужа, жившего в 1917 году на Невском проспекте, почему оказалась в тяжелое время одна с четырьмя детьми, пока не имеет ответа. Разошлись? Спился? «Удрал в буржуазную Польшу», как утверждает сестра? Пока не знаю…

Я просил тамбовские архивы найти все, что касалось моих предков: послужные списки, метрикационные свидетельства, ведомости на выплату жалованья, сведения о владениях недвижимостью, любые бытовые подробности, если они осели на полках, а буде кто из них членом партии ВКП(б), то и строгие партийные документы с анкетами — они нам в самую пору.

Оплату, как водится, гарантировал, в просьбе просил не отказать и слезно умолял господ архивистов помочь бедному писателю сдвинуть с места сюжет нового семейного романа. К каждому запросу я приложил книжку с повестью о нашей семье — «Мы строим дом» и буклет Центра современной литературы и книги, которому в то время уже шел второй годик.

Насчет романа я сильно преувеличивал: там еще и конь не валялся (но каков хитрюга, а?).

Затем, решив копнуть киевский период жизни деда Бузни и развернуть таким образом розыск до международного, я вызнал адреса и отправил запросы в следующие архивы незалежной державы:

Центральный государственный исторический архив Украины,

Исторический архив города Киева,

Киевский университет им. Тараса Шевченко,

а также в Саратовский областной исторический архив.

В первые три архива я отправил письма на русском и английском языках, со вступительными протокольными извинениями, суть которых заключалась в том, что, не владея в совершенстве украинским языком, принужден обращаться к украинским архивистам на официальных языках Организации Объединенных Наций, и надеюсь, мой шаг не будет истолкован недружественно. Ответить прошу на любом из вышеназванных языков. В том смысле, что если вам не к лицу общаться на русском, ласково просимо — на английском, please!

Запросы я снабдил подробными сведениями об Александре Николаевиче Бузни, включая номер полученного им в Киевском Императорском университете Св. Владимира диплома кандидата естественных наук. Я просил архивистов побачить, так сказать, что пишут в личном деле студента Бузни о его участии в революционных волнениях. И заодно пошукать: где родился хлопец, да кто были его батя с матушкой.

Письмо в Саратов отправил, естественно, на русском.

Саратовцы ответили быстро и совершенно бесплатно: «…в картотеке Саратовского жандармского управления и в фондах гражданского суда сведений о Бузни Александре Николаевиче не имеется. Директор А. В. Воронежцев».

И куда, спрашивается, делись документы? Готовили человека в вологодскую ссылку, шили дело, канифолили нитки, потом простили, отправили к семье в Тамбов — и концов не найти. А я, может, как гражданин своей страны и прямой потомок желаю знать, что замышлял мой дед и какие шпильки пытался вставлять тогдашнему Саратовскому губернатору Столыпину, мир его праху!

Остается только удивляться, как слабо велся учет правонарушений по Саратовской губернии! И подозревать: уже в те времена российские силовики занижали статистику. Н-да…

Вслед за этим пришло письмо из архива Киевского университета. Из двух предложенных мною к общению языков универсанты прагматично выбрали русский, освободив и себя, и меня от ненужного заглядывания в английские словари:

«Уважаемый Дмитрий Николаевич!

Сообщаю Вам, что в фонде Киевского университета хранятся документы только послевоенного периода. По Вашему вопросу следует обращаться в Исторический архив г. Киева по адресу…

С уважением,

заведующий архивом Университета —

Потапенко Н. М.»

Милый господин Потапенко, я вам сердечно благодарен за простоту, лаконизм и точность ответа! Судя по тексту, ваша пишущая машинка с русским шрифтом старенькая, но берегите ее, как зеницу ока, как дружбу между нашими народами, — мне кажется, она еще не раз пригодится вам.

Я часто вспоминал ваш простенький ответ, ибо то, во что вылилась моя переписка с двумя украинскими Державными архивами, короткой строкой не опишешь. Иногда мне казалось, что там сидят инопланетяне, решившие поиздеваться надо мною за мои же деньги. Спас счастливый случай. Возможно, мы еще дойдем до этой гоголевской темы.

Итак, предков — в международный розыск!

Сканирую старые пожелтелые фотографии, убираю на экране трещинки, осветляю темные пятна, ретуширую выцветшие места и получаю нечто вроде плаката: «Внимание, розыск!»

Бородатый дедушка-революционер смотрит с экрана монитора тревожно и чуть растерянно — он не ожидал, что неведомый ему внук — младший сын Кольки Каралиса, за которого он не очень-то хотел отдавать старшую дочку Шурочку, поместит его в рамку фантастического волшебного фонаря и будет чистить сюртук электронной метелочкой.

— А ты думал, я тебя не найду? — ласково говорю я деду. — Нашел. И еще многое про тебя найду, это только начало…

Второй дедушка, чью фамилию я ношу, — шестнадцатилетний юноша со спокойным волевым лицом, оставивший на обороте фотографии каллиграфическую надпись для «Горячо-любимой бабушки», лег на грунт, как подводная лодка, и не подает никаких сигналов.