Книга Отшельник - Томас Рюдаль

– Подожди десять минут. Если я не вернусь, уезжай. И забудь, что видел меня.

Пондюэль в растерянности молчал. И тут Эрхард вспомнил, что собирался взять у Пондюэля мобильник, позвонить Солилье и рассказать о штучке для компьютера, которую он бросил в аквариум. Но сейчас было уже поздно.

– Пондюэль, будь добр, передай Солилье, которая живет по адресу: Рейес-Католикос, сорок шесть, что я кое-что положил в аквариум в кафе «Адзура» в Корралехо. Аквариум в туалете. Пондюэль, это очень важно.

– Аквариум в туалете? О чем ты, мать твою?

Эрхард снова достал пачку евро.

– Если я не вернусь, они твои. – Он бросил купюры на пустое сиденье. – Но ты должен, непременно должен передать Солилье мои слова.

Пондюэль молча взял деньги.

Повторив адрес Солильи и название кафе, Эрхард начал подниматься в гору следом за Хуаном Паскуалем.

Эрхард ожидал услышать, как Пондюэль заводит мотор и выезжает на дорогу, но не услышал. На полпути к вершине он увидел, что «лексус» по-прежнему ждет его – белая машина теперь была размером с ноготь.

Подойдя к кратеру, Эрхард упал на колени и сжался, стараясь не пораниться об острые камни. Он никогда не был солдатом; в молодости он уклонялся от армии. Но сейчас он жалел, что не знает больше о военной службе, иначе он, вероятно, сумел бы подкрасться к кратеру так, чтобы его не видели и не слышали. Он слегка сместился влево, уходя с туристской тропы, отлично видной на истоптанной земле.

Хуана Паскуаля нигде не было.

Эрхард дошел до края, сел на корточки и заглянул в огромную чашу, круглую и грубую, бежевую с черными вкраплениями, отполированную до гладкости тысячами туристов, но по-прежнему невинную и неземную, как в тот день, когда сюда упал метеорит. Зекте-Бидо писал, что скальные образования Кальдерон-Ондо, по сравнению с соседними вулканами, подверглись куда более сильному дроблению. Как будто их мололи в ступе. Для Эрхарда все было очевидно. На Ондо нет крупных скал, но кое-где тянутся к небу длинные, тонкие стебли растений. Вдалеке пасся козел; он неустанно пережевывал траву.

Как Хуану Паскуалю удалось скрыться за краем кратера? И все же он исчез, словно фокусник. Эрхард осторожно сел и стал внимательно осматривать кратер, не пропуская ни одного утеса, ни одной расселины. Правда, здесь не было таких высоких утесов, за которыми мог бы спрятаться человек. Может быть, Паскуаль спрыгнул в кратер и залег среди камней? Эрхард посмотрел вниз, в стороны, снова изучил каждый квадратный метр. Глаза слезились от напряжения. Но он ничего не заметил.

Козел направлялся к нему. Он не трусил по прямой, а двигался зигзагом, то бежал, то останавливался, то прыгал. «Его» козлы, Лорел и Харди, научились подходить к нему лишь через несколько лет… да и то только после того, как он погремит сухим кормом в ведре.

Эрхард прошел немного влево, медленно, не спуская взгляда с кратера. Что Паскуале вообще здесь делает? Судя по его разговору, он собирался с кем-то встретиться. Но на вершине никого нет, кроме Эрхарда и козла. Может, здесь есть какая-то потайная пещера, куда прыгнул Хуан Паскуаль? Пещера, где его дожидается Эммануэль Палабрас или тот, с кем он договаривался по телефону… Козел бежал к Эрхарду. Странное поведение. Может, животное так проголодалось или так соскучилось по общению, что радуется человеку? Козел бежал, словно его что-то подталкивало к Эрхарду. Возможно, сильный ветер. Но Эрхард ничего такого не заметил, а ветра в кратере почти нет.

Можно, наверное, возвращаться к машине.

Он услышал два громких гудка; возможно, Пондюэль напоминал, сколько прошло времени, и намекал, что пора возвращаться. Его ждет Богоматерь Кармельская и семья, которую он обещал угостить крабами в центре города. Интересно, зачем он так упорно давит на клаксон?

Эрхард подошел к краю и тут же бросил взгляд на козла; тот бежал прямо на него. Одну ногу он подволакивал и все же упорно бежал вперед. И вдруг он заметил темную человеческую фигуру, силуэт на фоне бледно-желтого неба, который устремился к нему слева. Пондюэль, наверное, положил руку на клаксон и дудит не переставая. Наконец неизвестный врезался в Эрхарда, и они оба покатились вниз по склону.

Эрхард старался прикрыть голову, обхватывал себя руками, а неизвестному – скорее всего, Хуану Паскуалю – удавалось наносить ему удары в челюсть и ребра, хотя оба катились вниз. Наконец они перестали катиться. Эрхард был совершенно разбит. Склонившись над ним, Хуан Паскуаль что-то поправлял на голове. Присмотревшись, Эрхард заметил, что в ухе у него крошечное устройство, похожее на жучка. Слуховой аппарат? Он выпал, пока они катились вниз.

Вид у Паскуаля был раздраженный.

Поправив свое устройство, Паскуаль начал молотить Эрхарда кулаками; руки у него были как узлы на старой веревке. Первые болезненные удары обрушились на лицо и ребра. Следующие – Эрхард уже не чувствовал, только слышал их.

– Мачо, что ты все время путаешься у меня под ногами? – проревел Хуан Паскуаль, продолжая наносить Эрхарду удары по ребрам.

– Я… все рассказал. Одному журналисту.

Хуан Паскуаль наклонился к Эрхарду почти вплотную.

– Ничего ты никому не рассказал. Ты сидел за решеткой. – Чтобы взбодрить Эрхарда, Паскуаль наотмашь ударил его по лицу. – Как ты меня нашел?

– Я все знаю… Об угоне судна. О тебе. О мертвом помощнике. И о младенце.

– О младенце? Имеешь в виду мальчишку? О мальчишке мне ничего не известно!

– Передай Палабрасу, что… я раскрыл карты… рассказал все.

– Палабрас уехал, а ты ни черта не рассказал.

Что-то мелькнуло в глазах Хуана Паскуаля, как будто он подошел слишком близко к огню.

– Ты болен, – вдруг догадался Эрхард. – Ты… больной!

Он вспомнил, каким видел Паскуаля в кафе утром несколько недель назад. Он тогда едва не падал с табурета. А еще он вдруг вспомнил, что говорил Рауль о своем друге Песке. Что он побывал в аду и вернулся. Тогда, слушая Рауля, Эрхард подумал: может быть, друг Рауля побывал на войне? Например, на Балканах в девяностых… Тогда туда ездили многие молодые испанцы. Но сейчас он уже ни в чем не был уверен, кроме одного: с Паскуалем что-то не так.

Выражение лица Паскуаля изменилось – совсем чуть-чуть, он полез в карман своей тонкой ветровки. Потом молниеносным движением набросил на шею Эрхарду пластиковую удавку и стал затягивать. Твердый пластик резал кожу. Всякий раз, как Паскуаль сильнее сдавливал ему шею, что-то щелкало. Эрхард успел сделать глубокий вдох, но теперь он не мог выдохнуть. Из него вышло совсем немного воздуха.

Не говоря ни слова, Паскуаль встал. Эрхард увидел его силуэт на фоне солнечных лучей. Его профиль был отчетливо виден, как на новой монете, отпечатанной на пыли и облаках. Паскуаль замахнулся ногой и ударил его; похоже, на подошвах у него стальные подковки. Он замахнулся во второй раз. В третий. Наверное, терпеть удары было бы легче, если бы с каждым из него не выходило все больше воздуха. Эрхард чувствовал себя пузырем в пузырчатой пленке, растянутой до предела, которая вот-вот лопнет изнутри.