Книга Записки русского генерала - Алексей Ермолов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, неблагоразумие генерала Лисаневича могло быть причиной важнейших следствий. На линии не оставалось ни одного генерала. Начальник корпусного штаба генерал-майор Вельяминов, один, который мог привести дела в порядок, находился с отрядом за Кубанью для наказания хищных народов за набеги и разбои, делаемые ими на линии.
Тотчас по получении известия об Амир-Аджи-Юрт хотел я выехать на линию, но болезнь меня удерживала; когда же 22-го числа узнал я о случившемся в Герзели-Ауле и о смерти генерал-майора Грекова, я отправился 24 числа.
Во Владикавказе усиливавшеюся болезнию удержан я был до 3-го числа августа, и уже не было надежды на выздоровление. Здесь сделал я распоряжение оставить укрепление Преградный Стан, покойным генерал-майором Дельпоццо построенное весьма невыгодным образом и в таком расстоянии от реки Сунжи, что вода легко могла быть отрезана. Укреплению за отдалением его ниоткуда нельзя было дать помощи.
Старую дорогу от Моздока во Владикавказ, лежащую чрез хребет Кабардинских гор, чрезвычайно неудобную, для движения транспортов затруднительную и подверженную нападению хищников, которые могли укрываться в лесах и, почти не подвергаясь опасности, наносить большой вред, приказал я перенести от Екатеринограда, чрез Урухскую крепость, мимо Татартунского мыса и чрез реку Ардон до Владикавказа; приступить немедленно к устроению мостов и временных укреплений, для расположения в оных конвоев.
Дорога сия в сравнении с прежнею представляла величайшие во всех отношениях преимущества, но к учреждению оной нельзя было приступить, не став твердою ногою в Кабарде, которую в 1822 году занял я перенесением линии.
От Владикавказа до крепости Грозной прошел я с 1-м баталионом Ширванского полка, двумя орудиями и 250 донскими казаками полковника Сергеева полка, и хотя известно было, что повсюду были сборища возмутившихся чеченцев и карабулаков, однако же я нимало не был ими обеспокоен в пути. В Грозной присоединил я две роты 41-го егерского полка о два орудия; прошедши чрез Червленную станицу и переправившись [через] Терек в Амир-Аджи-Юрте, имел я с собою шесть рот пехоты, 300 донских и 250 линейных казаков и 9 орудий артиллерии.
Я поспешил к городу Андрею, где неблагонамеренные люди готовы были произвести возмущение и, соединясь с соседними горцами, пристать к лжепророку, который проповедовал повсюду истребление неверных, возбуждая ко всеобщему вооружению.
Приближение войск к городу прекратило смятение в оном, главнейшие из возмутителей бежали. Здесь нашел я баталион Апшеронского полка, который прибыл из крепости Бурной, и одну роту 41-го егерского полка. В крепости Внезапной сделал я большие перемены: уменьшил пространство оной, усилил профиль, и она, при несравненно меньшем гарнизоне, сделалась непреодолимою.
Уничтожив обширное нижнее укрепление, я заменил его одною каменною башнею с пристройкою, дабы иметь в власти своей воду. Работы в крепости продолжались около трех недель. Чеченцы в числе четырех тысяч человек показались на высотах в окрестностях Андрея, надеясь на измену жителей оного, но как они остались в совершенной покорности, то они удалились, ничего предпринять не осмелившись.
Между тем был я в городе Аксае, коего жители, исключая князей, были в бегах, и город совершенно оставался пустой. Без участия их в измене не могли чеченцы ничего предпринять против укрепления Герзели-Аул, которое в подобном случае всегда подвергалось большой опасности.
По сему уважению вознамерился я перенести укрепление на лучшее место, и в то же время, дабы прервать связи аксаевцев с чеченцами, давним соседством и даже родством утвержденные, и избежать всегда неприятной необходимости наказывать за измену, предположил я перевесть самый город, который расположен будучи в местах гористых и покрытых непроходимым лесом, где удобно могли они укрываться, утверждал в них некоторое чувство независимости и своевольства, столь соблазнительных для прочих.
Я вызвал жителей, дав им прощение, и хотя многим из них не нравилось перенесение, но они согласились. Но явилось только 200 семейств, которые настаивали, чтобы позволено им было остаться на прежнем жительстве, чего я не должен был предоставить. Место для нового Аксая назначено мною на речке Таш-Кечу, во всех отношениях несравненно выгоднейшее прежнего, ибо здесь жители Аксая имели лучшее свое хлебопашество, здесь прежде бывало их богатое скотоводство.
Для охранения их в местах сих, более открытых, и для того, чтобы иметь за ними необходимый надзор, учредил я укрепление, которое и построено по возвращении моем из крепости Внезапной. В продолжение работ многие начали уже селиться в новом Аксае; в городе начертаны правильные улицы и площади, и люди благонамеренные одобряли выбор места и выгоды оного.
Составив отряд мой из 1-го и 2-го баталионов Ширванского, 2-го баталиона Апшеронского, 2-го баталиона 41-го егерского полков и роты 43-го егерского полка, бывших в гарнизоне в Герзели-Ауле, мог я отделить часть войск для устроения укрепления в Амир-Аджи-Юрте, дабы ускорением работ выиграть время.
300 донских казаков полковника Сергеева полка отпустил на Дон, две роты 41-го [егерского] полка отправил в крепость Грозную, около коей поселившийся форштадт был слабо защищен, и на который, известно мне было, чеченцы намеревались сделать нападение. Распоряжено доставление в крепость Грозную больших запасов провианта и снарядов на зимнюю экспедицию против чеченцев, и сии две роты, не ослабляя гарнизона крепости, должны были служить конвоем для транспортов.
17 ноября кончены были все главные работы в укреплениях Таш-Кечу и Амир-Аджи-Юрте, и войскам, с необычайною деятельностию и доброю волею трудившимся, дал я отдохновение, расположа их в станицах войск Гребенского и Семейного. Было приказано готовиться к зимнему походу.
Пребывание мое в кумыцких владениях водворило совершенное спокойствие в Дагестане. Акушинцы в добром согласии с шамхалом, приверженным к нам, пребывали в совершенной покорности и других удерживали своим примером. Сын шамхала и владелец Мехтулинский приезжали ко мне, и тишина в Дагестане давала мне полную свободу действовать против чеченцев и строго наказать их.
В октябре вспыхнуло возмущение в Кабарде; некоторые из владельцев бежали в горы, дабы пройти на Кубань, но прежде напали они на селение солдатское и разграбили оное, вспомоществуемы будучи перешедшею к ним из Кубани сильною партиею. В нападении сем участвовали почти все живущие по реке Малке кабардинцы.
Трусость подполковника Булгакова, командира Кабардинского пехотного полка, не допустила наказать хищников, ибо догнавши их в тесном ущелье, обремененных добычею и пленными, имея достаточные силы и пушки, не смел на них ударить. Солдаты явно негодовали за сию робость, я назначил тотчас другого начальника, и вразумительно разъяснившись насчет подлой его трусости, приказал ему подать прошение в отставку.
Генерал-майор Вельяминов, находясь с войсками за Кубанью, был извещен о намерении закубанцев сделать набег на границы наши, и заблаговременно предупредил Булгакова. Партия сия и с нею соединившиеся кабардинские изменники, на возвратном пути своем находя удобнейшие дороги захваченные нашими войсками, принуждены были вдаться в непроходимые пути почти у самого хребта Кавказа, где, испытав ужасный холод, бросивши вообще всех лошадей, потеряв много людей погибшими, возвратилась за Кубань.