Книга Последний мужчина - Михаил Сергеев

— Да нет, — чувствуя некоторую неловкость от настойчивости друга, произнёс Богданов. — Здесь столько водок, давайте вместе.

— Надо брать импортную, только не «Смирнов», — уверенно сказал режиссёр.

— Отчего такая непатриотичность? — Богданов с упрёком посмотрел на друга.

— А передача по телевизору? Ба! Ты же не смотришь! Там дама, доктор наук, между прочим, говорила, что даже спектральным анализом нельзя определить исходное сырьё для спирта. Можешь представить, какие возможности открываются перед водочниками! Ведь из навоза можно гнать! Закупают всякую дрянь по всей Руси-матушке. Понятно, что не качество, а цена — решающий фактор. За рубежами левый спирт исключён — отнимут лицензию, а значит, бизнес. Так что сам понимай. Чуть дороже, да и то не всегда, зато печень сохранишь и побалуешь её в восемьдесят! — громко захохотав, заключил он. — Вот «Стерлинг», прямо на стекле выдавлено: «грэйн», значит, зерно! «Абсолют» тоже годится. И финская, из ячменя, неплоха. Оч-чень неплоха и по творческому карману! На любой вкус! Главное, без ароматов. Как выражается друг Сергея, полковник… э… Новосёлов, я не ошибаюсь? — Гость кивнул. — Чистый алкоголь! Без вкуса, без цвета, без запаха! Стандарт Менделеева. Его кандидатская, между прочим!

— Что-то я давно не припомню без вкуса и запаха, — проворчал Богданов.

— А вот мне недавно довелось, — включился в разговор новый знакомый. — Только тогда и вспоминаешь, что под пиццу не идет. Пельмени или борщ, с четырьмя груздями, залитыми стаканом сметаны, не меньше!

— Во как! Слыхал? — дружески хлопнув Юрия Николаевича по плечу, воскликнул Меркулов. — Между прочим, он в Сибири прожил тридцать лет! А там толк в этом понимают. Верно?

Сергей кивнул.

— Ну, так бутылку «Абсолюта», три заливных рыбы и тарелку солений, — повернув голову к официанту, громко и излишне разборчиво, как показалось Сергею, сказал он.

— Минералочки? Хлебца черненького?

— Ну, это как полагается!

Молодой человек в бабочке бесшумно удалился. Когда вторая рюмка, как положено, пошла «ясным соколом», Василий Иванович, откинувшись на спинку стула, обратился к Богданову:

— Так вот, господин секретарь, сделайте вид, что вы все во внимании. Ибо расскажу я занятную историю о том, что привело нас с этим молодым человеком в такое чудесное место. — Он осмотрелся. — Или сам? — Режиссёр вопросительно глянул на Сергея.

— Да, пожалуй, начните вы, Василий Иванович, надо как-нибудь не сразу.

Натянутость его улыбки не осталась Богдановым незамеченной.

— Ну, я так я! Оно, может, и вернее выйдет.

— Печатались? — бросил взгляд на гостя Юрий Николаевич, предваряя привычные за многие годы вопросы.

— Почти нет, — ответил Сергей.

— Ну так начну. — Нетерпеливость Меркулова была понятна. — Кстати, Юра, тебе привет от жены.

— Твоей тоже, кстати. Не узнаю последнее время её. Как-то звонил, и ответ вашей дражайшей напомнил мне случай с одной знакомой, директором Пушкинского.

— Пустяки, если, надеюсь, тебе известно, за какой спектакль на меня посыпались почести, друг мой.

Тот кивнул.

— А сам-то смотрел? Хотя… наверняка нет, а то высказал бы… давно. Верно? — Секретарь снова кивнул. — Перед тобой автор пьесы, чтобы долго не водить рака за корягой, — с присущей прямотой отрезал режиссёр, резко выставив ладонь в сторону гостя.

Теперь была очередь откинуться на спинку Юрия Николаевича:

— Что ж, очень приятно. Почти не печатались, и уже…

— Только пьесы-то никакой нет! — воскликнул друг.

— Как нет?

— А вот так! Есть книга, ещё не изданная. А пьеса тю-тю!

— Ну, как видно из последних событий, это не делает её менее значимой, — по-доброму улыбнувшись, заметил Богданов. — И потом, известность пьесы сыграет роль при издании. По-моему, весьма благоприятное стечение обстоятельств. Какое, если не секрет, издательство берется? — Юрий Николаевич, поигрывая вилкой, посмотрел на Сергея.

— Кстати, об издательствах. С позволения работников литаппарата, зачитаю прелюбопытное место, выдержку из книги, — Меркулов ухмыльнулся, — как герой бродил по ним. Чтоб погрузиться в тему, так сказать. Не возражаешь?

— Если необходимо… валяй. — Секретарь пожал плечами.

— Секунду. — Режиссёр расправил лист бумаги. — «Послушайте, я был в шести московских издательствах. Названия схожи с вашим… Что-то общее?

— Простите? — редактор поднял голову на посетителя.

— Я говорю о названиях. «Околитпуст», «Литпустоп»? К вашему «Главлитпусту» имеют отношение?

— «Гласлитпуст», глас. Да, вы назвали наших единомышленников.

— А расшифровывается? Голос пустой литературы?

— Ну вот, опять… — редактор поморщился. — Мы с вами разговариваем двадцать минут. Поверьте, то, что вам отказали, имеет под собой вполне объективные причины. Вы же не согласны сократить роман на шесть авторских листов? Войти в формат?

— Это двести страниц. Я и одну убрать не могу.

— Вот видите! Потом, сюжет, как бы сказать, не очень удобен. Ну, и последовательность странная. А выводы? Такое себе позволить! Надо бы выстроить по-другому.

— Но таков замысел, определённая цель. Вы требуете невозможного.

— Цели у нас расходятся.

— Я заметил.

— Простите, я устал. Попробуйте в новом издательстве, только появилось — «Оковлитпут».

— Даже так. Ещё одно? Получается, скинули государство, и уже вы наблюдаете за несвободой слова? Условия для писателя растут быстрее ограничений?

— Постойте! Постойте! С кем имею честь… Писатель? Или пишущий? Если первый… Тогда не к нам. Тогда…

— Первый, — перебил Сергей. — Отдаю, болею, мучаюсь. Нуждаюсь в перерыве. Душа должна отлежаться. Пью. Потом снова прислушиваюсь. Легко и непринуждённо не могу. Растрачивая, по роману в месяц — это к другим.

— Ну, батенька… — редактор развел руками, — четыре романа в год разве условие? А ведь написано при входе. Куда смотрели? Как надоело повторять…

— Всё-таки бывает? Повторяете?

— К сожалению, всё чаще. Посылаю… как можете догадаться. Печатаются сами, пятисотым тиражом. Дайте срок, кончим и это.

— Вы даже не представляете, как обрадовали меня! — лицо Сергея светилось. — Значит, не вытравили. Жива. Всё-таки рожает госпожа! Значит, дети будут.

— Какие дети? Какая госпожа?

— Литература!

— А… вы всё о ней. Мы слово-то забывать начали. Не модно. Рынок давно уже… рынок.

— Рынок несвободы?

— Рынок денег.

— Тельца надо менять. Пора. Не находите?