Книга Черный свет - Виталий Мелентьев

Индейские пироги прижались к самому берегу, под кроны свисающих над водой деревьев, а вездеплав юркнул в ближайшую протоку и затаился — над ними шли тяжелые военные вертолеты. В лучах заходящего солнца ослепительно и сурово сверкали лопасти винтов. Летели они сравнительно низко, и взбитый этими винтами ветер поднял на реке легкую рябь.

Глядя на эту рябь, все заметили, что вода в этой протоке была значительно чище, чем там, где находилась деревня и куда полетели вертолеты.

Когда вездеплав осторожно вышел из протоки, послышался заливистый лай Шарика. Он стоял на противоположном берегу и звонко, радостно лаял, как будто докладывал, что задание им выполнено и он готов вернуться в состав экипажа. В воду медленно и как будто опасливо спускался крокодил. Шарик уже привычно вскочил к нему на спину, и они двинулись к вездеплаву.

Юрию не терпелось поскорее встретиться со своим другом, и он тронул машину с места.

— Не стоит, доплывут и так, — заворчал было Ану, но Юрий все-таки поступил по-своему.

Почти на самой середине протоки крокодил вдруг неестественно дернулся, так, что Шарик едва-едва удержался на его шее. Что-то в поведении крокодила испугало Юрия. Он резко прибавил ход и стрелой помчался навстречу.

Он успел вовремя. Крокодил стал дергаться и колотить по воде своим грозным хвостом. А Шарик, как акробат, еле удерживался от того, чтобы не свалиться в воду.

Когда вездеплав подошел к ним, крокодил бросился к машине как к спасательному кругу. И тут все поняли, что произошло. Едва он взобрался на крышу вездеплава, как она покрылась кровью, а машину окружила стая кругленьких, как кубышки, крепеньких, серебристо-красных рыб, с огромными, усеянными острыми зубами пастями. Именно эти зубы и оставили свои насечки на хвосте, на брюхе и даже лапах крокодила.

— Это страшная рыба пирайя, — сказал Ану. — И наше счастье, что мы успели помочь Шарику, а то и от крокодила и от него не осталось бы и костей.

— Но откуда они тут взялись?

— Видишь, здесь впадает чистая, незаиленная река, а пирайя водится в чистой воде, там, где хорошая видимость. Кто-то из стаи заметил крокодила и бросился за добычей — эта рыбка нападает на все живое.

— Ну сейчас не до этой милой рыбки! — буркнул Вася и стал отрывать подол рубашки.

— Ты что? — округлил глаза Юрий. — Тебе плохо?

— Мне-то ничего… себе… А ты подумал, что крокодилу плохо? Видишь — он истекает кровью?

Юрий посмотрел на крокодила и вдруг вспомнил: где-то в машине он видел аптечку. Он направился вниз, но его остановил Ану:

— Послушайте, ребята, неужели вы собираетесь лечить крокодила?

— Но он же ранен, — ответил Вася.

— Может быть, вы еще захотите взять и его с собой?

— А как же иначе? Ведь он ваш друг.

— Но у нас мало места!

— Ничего, найдем… наверное.

Ану смотрел на ребят с недоумением и даже не пытался их понять.

— Ох и трудно с ним будет, — тоскливо протянул Юрий.

— С кем? — не сразу понял его Вася.

— С человеком, который ничего не хочет понять, — сказал Юрий и начал копаться в шкафчике, отыскивая бинт, чтобы помочь Васе перевязать кровоточащий хвост крокодила.

— Подождите, я сам, — сказал Ану.

Он вышел на крышу вездеплава, удивленно, как будто в первый раз, осмотрел крокодила, вернулся и достал из своего багажа какой-то флакончик. Потом снова подошел к пострадавшему и небрежно носком своих мокасин ткнул его в бок. Крокодил покорно перевернулся на спину. Ану открыл флакончик и стал капать бурой, сильно и резко пахнущей жидкостью на сочащиеся кровью раны крокодила. Тот вздрагивал и дергался, но терпел.

V

Солнце уже садилось за кроны деревьев, взметнувшихся над бескрайним вечнозеленым разливом джунглей, как гористые островки, река меняла свою окраску.

Лес снова наполнился шумом, верещанием и стрекотанием его обитателей. Но ни гула моторов, ни автоматных очередей уже не слышалось.

— Правьте к берегу, — хмуро сказал Ану. — Я все-таки скажу им прощальные слова и дам… несколько ценных указаний.

Вездеплав приблизился к берегу, остановился перед собравшимся племенем. Индейцы казались утомленными и грустными: они понимали, что их ждет впереди, и уже готовились к этому трудному испытанию.

Их татуировка — особенно черные и желтые пятна на лбах — стала как будто ярче, издали она напоминала необыкновенные сказочные цветы.

— Они уже выполнили свой обычай, — задумчиво сказал Ану, — и дорисовали на лбах цветок черной орхидеи до боевой точности и красоты.

— Как это — до боевой красоты? — осторожно спросил Вася.

— Так. Ведь племя называется племенем Черной орхидеи. А черная орхидея — это очень редкий цветок. Его символ они и рисуют, татуируют у себя на лбах. А когда им предстоит большая охота, или война, или вообще какие-то чрезвычайные события, они его дополняют.

— А эта орхидея и в самом деле существует? И почему она черная?

Вездеплав ткнулся в пологий берег, и все племя уже подошло к самой воде. Вот почему Ану не ответил Васе и стал держать последнюю речь. Он говорил недолго, но, видно, убедительно, потому что лица индейцев просветлели и воины стали отделяться от своих семей, которые рассаживались по пирогам.

— Я им сказал, — вздохнул Ану, — что мы еще вернемся. И они поверили. Может быть, их не следовало обманывать?

Пироги медленно и осторожно скользили против течения светлой протоки с кровожадными рыбами пирайя, постепенно скрываясь под нависшими над водой лианами.

Воины тоже один за другим исчезали за зеленой расписной стеной тропического леса. Он словно поглощал их — красиво неприступный, гордый и жестокий. Всем было грустно. Даже Шарик и крокодил присмирели, печально глядя вслед последнему воину, который скрылся в лесу.

— Скажите, Ану, вон там, у самой протоки, это не черная орхидея? — осторожно спросил Вася.

Ану долго всматривался в лесную стену, но ничего не увидел.

— Давайте подплывем поближе. Вообще черная орхидея встречается довольно редко.

Вездеплав бесшумно двинулся к протоке, и только тогда Ану тоже увидел цветок.

Он висел низко над водой и словно светился изнутри своей желтой чашечкой.

— У тебя великолепное зрение, — сказал Ану. — Это действительно черная орхидея.

На самом деле она была не черной, а скорее темно-темно-фиолетовой или темно-бордовой. Такой темной, что казалась черной. Когда на ее лепестки падал свет, они казались бархатистыми и отливали мягким красновато-фиолетовым светом. Казалось, что свет не отражается от цветка и идет как бы из его глубины. Этот ровный, мягкий и добрый свет оттенял покойную и веселую красоту золотисто-желтой чашечки и разноцветных пестиков.