Книга Зеркало времени - Майкл Кокс

— Да, кстати, Чарли, — сказала я, — вы помните старую женщину, навещавшую леди Тансор как-то вечером в прошлом сентябре, вскоре после моего прибытия в Эвенвуд?

Малый почесал в затылке.

— Старую женщину… — Он поджал губы и прищурился, напрягая память, а потом вдруг воскликнул: — Ах да! Та ведьма! Уродливая карга. Жарко, жарко, пламя ярко![14]

Продемонстрировав таким образом свое остроумие и литературную образованность, он испустил скрипучий смешок.

— Так значит, вы ее видели? — уточнила я.

— О да, мисс. Видел и кой-чего слышал. А потом рассказал Сьюки Праут.

— Говорите, вы что-то слышали?

— Ага, имя. Мужское имя.

— Чье имя, Чарли?

— Да джентльмена, что гостил здесь на Рождество. Мистера Вайса.

— Еще что-нибудь?

— Что-то насчет письма, которое у ней было с собой, в смысле у ведьмы — она все размахивала им перед носом миледи. Сказала, что оно станет для нее богатым… как там она выразилась? — Он снова поджал губы и почесал крупную круглую голову с торчащими в разные стороны соломенными волосами. — Источником дохода! Точно. Богатым источником дохода.

— Спасибо, Чарли, — поблагодарила я, беря у него поднос.

— Всегда к вашим услугам, мисс, — ответил он, отступая назад, подмигивая и залихватски козыряя мне.

У комнаты Рандольфа я ставлю поднос на столик и тихо стучусь.

— Кто там?

Придвинув лицо вплотную к двери, я негромко произношу свое имя.

— Эсперанца! Как?! Минуточку…

Немного погодя дверь открывается, и он стоит передо мной — не в ночной сорочке и халате, как я ожидала, но в сюртуке, замшевых лосинах и высоких сапогах с отворотами, явно готовый к выходу.

— Надеюсь, я не побеспокоила вас, — говорю я. — Можно мне войти — если вы не больны?

— Болен?

— Чарли Скиннер сказал, вы велели подать завтрак в постель, поскольку у вас болит голова, — вот, я принесла ваш поднос.

— Голова? А, ну да, — отвечает он, невесть почему нервничая. — Просто раскалывалась, когда я проснулся, но сейчас мне уже гораздо лучше, благодарю вас. И вы принесли мой завтрак? Вам не следовало этого делать, знаете ли. Это обязанность Скиннера, а уж никак не ваша.

— О, пустяки! — говорю я. — Я случайно встретила Чарли по пути наверх, вот и все. Мне внести поднос?

— Нет-нет! — восклицает он. — Ни в коем случае. Оставьте его здесь, хорошо? Знаете, я вдруг понял, что совсем не голоден. Пожалуй, перекушу позже.

Несколько секунд мы стоим в дверях, неловко улыбаясь, потом мистер Рандольф отступает в сторону, пропуская меня — не очень охотно, как мне кажется, хотя он весело говорит: «Милости прошу!»

Я вхожу в маленькую, скудно обставленную переднюю комнату; на полу здесь повсюду разбросаны рыболовные снасти и старые номера «Спортинг таймс». Через открытую дверь видна спальня, где царит такой же беспорядок. Мистер Рандольф явно чувствует себя не в своей тарелке и настроен только на самый пустяшный разговор; я же надеюсь, что он все-таки воспользуется моментом и сделает мне предложение, чтобы мы могли быстро покончить с делом. Однако, исчерпав все формальные вежливые вопросы, молодой человек бросает взгляд в окно и говорит: «Наконец-то выдался ясный день. Пожалуй, я пойду прогуляюсь часок».

Ничего себе! Где же огонь страстного нетерпения в глазах, свидетельствующий о пылкой надежде, что я приму предложение, сделать которое он так долго не решался? Или он не догадался, зачем я пришла?

Я на миг задаюсь вопросом, уж не ошиблась ли я, посчитав, что слова, произнесенные мистером Рандольфом во время нашей прогулки к Храму Ветров, допускают только одно толкование. Тогда мне показалось, что он высказался совершенно недвусмысленно, и в его глазах я увидела гораздо больше, чем могли выразить его неуклюжие речи. Заверив себя, что все в порядке и что его поведение объясняется единственно волнением и неискушенностью, я решаю немного помочь мистеру Рандольфу, дав понять, что у него нет причин бояться моего отказа.

— Я думала, — начинаю я, — вы пожелаете сказать мне что-то, как собирались. Заверяю вас, я готова выслушать все, что вы имеете сообщить мне. И выслушаю с великой охотой.

— Будь оно проклято! — внезапно восклицает он. — Ну и болван же я! Все последние месяцы я только и думаю, как бы найти удобный момент и сказать вам кое-что… то есть обсудить с вами один вопрос… э-э… личного характера. А теперь, когда вы сами даете мне такую возможность, я мнусь и колеблюсь, точно туповатый мужлан, и опять думаю отложить все на другой раз. Но я больше не стану праздновать труса.

Я ободрительно улыбаюсь и говорю, что я рада это слышать.

— Итак, — продолжаю я, воодушевленная вступительной речью молодого человека, — вам лучше поскорее задать мне ваш вопрос, пока вы снова не передумали — и пока я не передумала.

— О, теперь я не передумаю, — отвечает он. — Вы не представляете, как мне хотелось излить душу и открыться вам — вам одной, дорогая Эсперанца, ибо вы здесь единственный человек, способный… ладно, неважно. Мне было так трудно хранить свою тайну, не имея возможности ни с кем поделиться.

— Так откройтесь же мне, — снова призываю я, на сей раз понастойчивее, поскольку, хотя слова мистера Рандольфа звучат пылко, меня слегка тревожит чудное выражение его глаз.

Видимо, здесь требуется дальнейшее поощрение — и вот, я беру молодого человека за обе руки и начинаю притягивать к себе, не думая о приличиях. Мистер Рандольф, однако, явно встревожен и смущен моими действиями. Быстро высвободив руки, он отступает на шаг назад.

— Нет-нет! — восклицает он, заливаясь краской. — Вы не должны, право, не должны!

— Но в чем дело?

Я пристально вглядываюсь ему в лицо, стараясь понять причину столь неожиданной реакции. Потом я еще раз пробую подбодрить молодого человека, чтобы он наконец отважился признаться в своих чувствах, и говорю, что — если это придаст ему смелости — я и сама готова сейчас открыть маленький секрет, как сделал он во время нашей прогулки из Истона.

Он недоуменно хмурится.

— Секрет?

— Да. Вот он: я знаю — я догадалась, — о чем вы хотели просить меня.

На лице мистера Рандольфа отражается неподдельный ужас.

— Вы знаете?

— Ну конечно! — со смехом восклицаю я.

— Но как?..

— Да как же я могла не догадаться? — Я снова смеюсь, пытаясь его подбодрить, но на сей раз мой смех звучит натужно и неуместно. — Вы совершенно ясно дали мне все понять, когда мы гуляли у озера.