Книга Зеркало времени - Майкл Кокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Честь! Вот именно! Брачное предложение от наследника одного из самых славных и древних семейств в Англии! Поистине великая честь для сироты без роду без племени.
Теперь Персей кипит гневом, но я понимаю: он говорит мне такие оскорбительные вещи потому только, что его гордость, всю жизнь служившая ему опорой, жестоко ранена — возможно, даже смертельно.
— Что ж, мисс Горст, — продолжает он, давая волю всем худшим чертам своего характера, — вы провели меня за нос. Вы действительно не честолюбивы, раз отвергаете предложение, приняв которое заняли бы самое завидное положение в английском высшем обществе. Похоже, я ошибался. Вам на роду написано быть горничной — и только.
Что я могу сказать в ответ? Персей имеет все основания чувствовать себя огорченным и оскорбленным, когда я отвергла предложение, сделанное со всей искренностью и прямотой. Наконец, опустив голову и пряча глаза, я говорю, что не виню его за резкие слова, поскольку понимаю, что он очень обижен.
— Я всегда буду уважать вас, но я вас не люблю, — повторяю я, внутренне содрогаясь от своей лжи. — И лучше признаться в этом сейчас. Я не могу связать свою судьбу с вами — да и любым другим мужчиной — без любви, пусть я и прослыву сумасшедшей из-за того, что отказалась от столь многого.
— Но может, вы сумеете полюбить меня со временем?
Лицо Персея совершенно бесстрастно, но вопрос звучит почти умоляюще, однако я уже зашла слишком далеко и теперь настроена решительно.
— Я так не думаю.
Не произнося ни слова, Персей бросает все еще горящую сигару в металлическую чашу, полную окурков и холодного пепла, и несколько мгновений сидит неподвижно, барабаня пальцами по подлокотнику кресла, — сейчас он очень похож на свою мать.
— Вы говорите, что не можете выйти за меня, — после раздумья говорит он, — поскольку не любите меня. А я сейчас понял, что не могу любить женщину, не отвечающую мне взаимностью. Ну и за кем осталось преимущество? — Потом он добавляет более примирительным тоном: — Впрочем, вам нет необходимости отвечать. Похоже, мы с вами прискорбно ошиблись друг в друге.
Мне нечего ответить, и я сижу в неловком молчании, а Персей встает и подходит к письменному столу. Выдвинув один из ящиков, он достает оттуда какой-то небольшой предмет и возвращается к камину.
В руке у него бархатный футляр с кольцом, купленным в лавке синьора Силваджо на Понте Веккьо.
— Это пробуждает в вас какие-нибудь воспоминания? — осведомляется он язвительнейшим тоном.
— Конечно, — отвечаю я. — Самые теплые воспоминания.
Он открывает футляр. Бриллианты блестят и сверкают в свете каминного огня.
— Хм. Прелестная вещица. Лучшее, что было у синьора Силваджо. Но раз вам она больше не нужна…
Персей поворачивается и бросает футляр с кольцом в камин.
— С кольцом ничего не сделается, температура пламени недостаточно высока, — говорит он, глядя на занимающийся огнем бархатный футляр. — Но я распоряжусь, чтобы его не убирали из камина. Оно останется лежать там в золе — как напоминание об очаровательном эпизоде в моей жизни и предостережение, чтобы я никогда впредь не доверял женщине.
Поступок Персея повергает меня в ужас и горе, но я по-прежнему сижу неподвижно, в безмолвном отчаянии, а он усаживается обратно в кресло, берет сигару и затягивается.
— Разумеется, я все прекрасно понимаю, — произносит он затем. — Несмотря на ваши заверения в обратном, в деле замешано еще одно лицо. В кои-то веки мой братец взял верх надо мной. Но я не желаю продолжать этот разговор. Вы сказали и сделали достаточно.
Очередная глубокая затяжка.
Я даже не нахожу сил отрицать, что люблю Рандольфа, ибо понимаю всю бесполезность подобных возражений.
— Само собой, я ничего не скажу матери, — говорит Персей далее. — Однако я решительно потребую у нее, чтобы вы покинули Эвенвуд при первой же возможности.
Стараясь сохранять спокойный вид, я спрашиваю, как он объяснит свое желание лишить леди Тансор общения с человеком, ставшим для нее задушевным другом.
— О, я что-нибудь придумаю, не беспокойтесь, — с уверенностью отвечает он. — А если не придумаю, просто скажу, что вы должны уехать — и все. Ничего не объясняя. Моя мать ни в чем не может отказать мне. Очень выгодно, знаете ли, быть любимым старшим сыном.
Совершив над собой усилие, я начинаю уговаривать Персея позволить мне немного погодя самой сообщить миледи о своем решении покинуть Эвенвуд, чтобы отправиться во Францию в поисках новой жизни. На этот мой на ходу придуманный план он в конце концов нехотя соглашается.
Несколько мгновений мы оба сидим, уставившись в огонь и прислушиваясь к шуму ветра. Мы молчим, потому что нам больше нечего сказать друг другу. Он любит меня, и я люблю его, но я навеки его потеряла. Великое Предприятие оказалось важнее.
Неожиданный поворот событий
Ночью я спала плохо и встала рано, с мучительно щемящим сердцем и гудящей головой. День предстоял чрезвычайно важный: я решила, что не могу ждать, когда мистер Рандольф соберется сделать мне предложение, но должна пойти к нему и быстро покончить с делом. Мысль о браке с ним отнюдь не вызывала у меня отвращения: безусловно, многие счастливые браки заключались на основании много слабейших взаимных чувств, чем питали мы с ним. Он любил меня, вне всяких сомнений, а я относилась к нему достаточно тепло, чтобы выйти за него замуж, если это послужит делу моего отца. Однако все подобные соображения не приносили никакого утешения, ибо сердце мое было разбито из-за великой жертвы, на которую мне пришлось пойти. Став женой Рандольфа Дюпора — и теперь будущего лорда Тансора (хотя сам он еще не знает этого), — я заживу обеспеченной и благополучной жизнью, достойной всяческой зависти; но это не возместит мне горькой потери.
Когда я завтракала, явился Баррингтон с запиской от мистера Роксолла, где спрашивалось, удобно ли будет мне прийти в Норт-Лодж попозже утром.
«Я ожидаю инспектора Галли, — писал он. — У него есть новости, которые Вам следует знать. Посему я надеюсь, что Вы изыщете возможность принять участие в очередном совещании нашего триумвирата».
По совету доктора Пордейджа Эмили в тот день осталась в постели, но не позвала меня посидеть с ней; и потому я, быстро выпив чашечку кофе, прошла в гостиную, чтобы черкнуть ответ, а затем велела одному из лакеев отнести записку в Норт-Лодж.
Возвращаясь наверх, я нагнала на лестничной площадке Чарли Скиннера, несшего поднос с кофе и утренней закуской. Он — вот удача-то! — направлялся к мистеру Рандольфу, который, пожаловавшись на головную боль, велел подать завтрак в постель.
— Если вы не против, Чарли, я сама отнесу поднос мистеру Рандольфу, — сказала я.
— Пожалуйста, мисс, коли вам так угодно, — ухмыльнулся Чарли, явно одобряя столь вопиющее нарушение домашнего этикета.