Книга История журналистики Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х - начало 1990-х годов - Владимир Перхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постановку таких вопросов можно продолжать. Ответы на них надо упорно искать, но при этом надо учитывать очень важное обстоятельство – жизнь сильнее логики и богаче вымысла, она не останавливается перед невозможным, не смущается противоречиями, скорее, движется ими. Но признает она только одно – «законы истории», которые марксисты пытались оседлать.
В этих крайне сложных и непривычных условиях, открывающих обнадеживающие перспективы у края пропасти, каждому надо искать свое место, руководствуясь совестью и любовью к стране и народу. Будем верить и надеяться, будем работать в нашей «кузнице идей», а конкретно действовать предоставим людям в России, прежде всего нашим друзьям и единомышленникам.
В начале 1990-х годов
В 1991 г. вместо СССР появились пятнадцать государств, в том числе «Российская Федерация – Россия». В декабре 1991 г. был принят Закон Российской Федерации «О средствах массовой информации» со статьями «Свобода массовой информации» и «Недопустимость цензуры», он был преемственно связан с Законом СССР о печати от 12 июня 1990 г. В России укреплялась многопартийная пресса. Стала реальной возможность «переселения» редакций из Русского зарубежья на Родину. В Москву переместилось издание журналов «Континент», «Посев», «Грани». «Новый журнал» остался в Нью-Йорке, чтобы быть «связующим звеном между литературным зарубежьем и демократической интеллигенцией» (Двухсотый номер // Новый журнал: 1995. № 200. С. 7). Сказано точно: журнал практически перестал быть «политическим изданием» и теперь его номера больше похожи на литературные сборники; только в отделе библиографии можно встретиться с политическими оценками. Газета «Русская мысль» сохранила многообразие жанров политической журналистики, но ее редакция предпочла остаться в Париже с той же целью что и редакция «Нового журнала». В 1990-е годы «Русская мысль» продавалась в киосках и даже в больших библиотеках, ее авторами становились московские литераторы, как это бывало в изданиях Русского зарубежья в первой половине 1920-х годов. Продолжали выходить и другие газеты («Новое русское слово», «Наша страна»). Некоторые, исчерпав программу, закрывались (например, «Согласие» в 1994 г.).
Главный массив изданий оказался в новых центрах Русского зарубежья, каковыми стали столицы независимых государств, прежде всего Киев и Минск. Вильнюс, Рига и Таллин были уже такими центрами в 1920—1930-е годы. Но на те десятилетия Русское зарубежье и его журналистика 1990-х годов мало походят; они стали почти совсем другими.
В.Е. Максимов умер в 1995 г. в Париже. После перемещения «Континента» в Москву. В новой исторической ситуации, после распада Советского Союза и ликвидации коммунистической системы пришло понимание, что некоторые издания боролись с коммунизмом, а вместе с ним хотели сокрушить и Россию как государство. В начале 1990-х годов у В.Е. Максимова не оказалось площадки для защиты достоинства своей страны – не только в Русском зарубежье, но и в России. И он постучался в коммунистическую «Правду».
Там были напечатаны многие статьи последних лет его жизни (они собраны в кн.: Максимов В.Е. Самоистребление. М., 1993). Но основные темы и подходы намечены уже в статье «В преддверии нашего завтра».
Мне – человеку, сделавшему все от себя зависящее, чтобы Россия в конце концов освободилась от непосильного для нее имперского груза и занялась нравственным, экономическим и культурным самоизлечением, казалось бы, надо только радоваться тому, что происходит сегодня в нашей стране. И я вместе со всеми искренне радовался обретению независимости бывшими республиками, входившими в состав так называемого Советского Союза. Но, увы, радость эта продержалась во мне ненадолго.
Неожиданно для себя я вдруг обнаружил, что многие из тех на Западе и Востоке, кого я считал своими союзниками и единомышленниками в борьбе против тоталитарной системы, жаждут не столько суверенитета, свободы и демократии, сколько, и прежде всего, крушения России как таковой. К моему ужасу, их ничем не мотивированная, почти патологическая ненависть к этой стране, к ее народу, к ее культуре и истории постепенно становится повседневной нормой в самых влиятельных интеллектуальных и политических кругах и в самых что ни на есть либеральных средствах массовой информации.
С недавних пор я начал коллекционировать публикации и высказывания подобного рода. Предлагаю вам из своей коллекции цитаты наугад:
«Я желаю России краха». Это откровенничает известный грузинский правозащитник Тенгиз Гудава на страницах американской русскоязычной газеты «Новое русское слово». По иронии судьбы «крах» во всех отношениях потерпела сегодня именно Грузия. Вот уж, воистину, не рой другому яму!
«Россия должна быть уничтожена… Россия – утопия, страна, населенная призраками и мифами». Вторит ему другая правозащитница в сверхпрогрессивном литературном журнале «Даугава», выходящем в Риге.
Как видите, не стесняются наши нынешние поборники прав человека почти буквально повторять фашистский бред Геббельса и Розенберга.
А вот два пассажа из рецензии на роман, опубликованный в высшей степени демократическом еженедельнике «Панорама», выпускаемом в Лос-Анджелесе:
«Вселенная (то есть Россия. – В.М.), в которой обитают герои. нравственно индифферентна. В ней нет никакой этической структуры. Жертва здесь так же гадка, как и палач».
Хотелось бы поинтересоваться у автора, о ком это? О Сахарове, Мандельштаме, Пастернаке, Марченко108, бастующих шахтерах или погибших защитниках «Белого дома» на Москве-реке?
Но дальше еще гаже:
«Автор соскребает хрестоматийный глянец с портретов классиков. Гоголь и Достоевский у нее – такие же негодяи и антисемиты, как и все окружающие».
Предлагаю вам поаплодировать автору!
А вот из «Независимой газеты»:
«Кто по национальности члены восьмерки?109 – Спрашивает в ней некто Владимир Коваленко. – Семь русских и будущий самоубийца Пуго – родившийся в Калинине сын латышского эмигранта, с презрением отвергнутый собственным народом и даже ставший его палачом. Так что скорее это был заговор русских националистов.» Хотите верьте, хотите – нет.
Жаль только, что расплачиваться за этот фашистский бред придется многим народам.
В заключение не могу отказать себе в печальном удовольствии процитировать здесь ответ Збигнева Бзежинского на вопрос одного российского журналиста: «Я не хочу, чтобы ваша страна вообще существовала»110. Ничего не скажешь, просто и ясно.
Хватит? Или еще?
Впрочем, кому мало, советую послушать радиостанцию «Свобода». К примеру, специальную программу, посвященную Сибири, передачи о Татарстане или серию «Русская идея». Весьма занимательно.
Я уже не говорю о большевистских клише, вдруг замелькавших в последнее время на страницах печати Востока и Запада о «России – тюрьме народов» и «русском империализме».
