Книга История журналистики Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х - начало 1990-х годов - Владимир Перхин

В среде этой интеллигенции и увлекаемой ею частью более широких кругов произошло расслоение на несколько лагерей. Одни решительно стали на сторону революционных реформистов, для них понятие «ОНИ» эквивалентно понятию «противники перестройки». Другие столь же решительно стали на сторону сталинистов с их идеалом «Хозяина».

Страна покрылась сетью неформальных объединений двух типов. Объединения первого типа сформировались в недрах партийных, государственных и прочих институтов и организаций, в профессиональных и творческих союзах, в научных учреждениях, в редакциях журналов и т. п. Формы этих объединений крайне разнообразны, их рамки расплывчаты, они возникают спонтанно и порой по тем или иным причинам распадаются. На самом верху партийно-государственной номенклатуры они подчас очень влиятельны, например, недавно разоблаченные мафиози.

Другой тип – это те неформальные объединения, за которыми это название и закрепилось. По своей социальной функции они мало чем отличаются от первых, но они имеют более четкие организационные формы, названия, порой свой печатный орган и т. п. Свои автономные функции они выполняют в самых разных сферах социального быта (религии, культуры, экономики, экологии и т. д.). Зарубежные обозреватели особенное внимание обращают на объединения с политическим уклоном, назовем их «политнеформалами».

Сугубо политизированные «неформалы» довольно сильно отличаются от остальных. Если остальные, чуждаясь политики, используют открывающиеся возможности по принципу «куй железо, пока Горбачев», то «политнеформалы» отбрасывают с порога как реформаторов, так и сталинистов. Витая в облаках будущего и протестуя против всего происходящего, они пускают в обращение целый поток заявлений, деклараций, программ[19], порой сочиненных одним человеком или небольшой группкой.

Такое обилие «документов» ведет к их девальвации. Из-за нормальной в политической сфере конкуренции экстремальный плюрализм затрудняет консолидацию конструктивных сил общества и отвлекает творческую энергию от идейных проблем, от утверждения в сознании людей духовных и моральных ценностей, без чего нельзя решить ни политические, ни экономические задачи.

В этой среде, за исключением крайних течений – от марксистов (ранний Маркс) и ленинцев (поздний Ленин) до нацистов – ведущее положение, пожалуй, занимают те, которые называют себя демократами. Их преимущество заключается в том, что они ориентируются на соблазнительный пример «осуществленных демократий». Солидаристам в этом плане состязаться с ними трудно, так как солидаризм (кстати, ровесник социализма) нигде еще не был осуществлен.

С другой стороны, солидаристические идеи, не завоевав государственных высот, заняли свое место под солнцем как в России, так и на Западе. Этому посвящена книга, вышедшая в 1980 году во Франции под любопытным названием «Гидра, несущая золотые яйца»[20]. Но еще важнее то, что солидаристические идеи играют сейчас растущую роль не только во внутренней, но и во внешней политике западных демократий.

Солидаризм не заменяет демократию, но заполняет ее духовным содержанием, прежде всего моральным и религиозным. Поиски «социальной проекции христианства» выходят за рамки политики. Поэтому, я полагаю, что солидаристам надо искать союзников в среде всех тех, кто откликается именно на эту сторону солидаристического учения, то есть не только на тех, кто заявляют себя солидаристами, но и на тех, кто себя в этом качестве проявляют.

Какие выводы можно сделать из этого очень схематического анализа происходящего в СССР? Это очень трудная и неблагодарная задача – любой вывод будет субъективным и спорным. Но, может быть, истина рождается в спорах, поэтому попробуем.

Советская система с ее двумя ипостасями «власти» и «общества» пришла в движение. В лагере «власти» столкнулись две, выше описанные, концепции. В лагере «общества» тоже можно обнаружить две установки: некоторые считают, что для построения «нового мира» нужно старый мир до основания разрушить. Другие полагают, что «новый мир» может быть создан путем радикальных реформ. Обе установки могут быть подкреплены фактами и аргументами. Одни указывают на огромный потенциал накопившейся у народов СССР ненависти, а также жажды мести, которая может быть утолена только революцией снизу. Другие же опасаются, что такая революция в ядерный век была бы катастрофой не только для России, но и для всего мира. В этой связи вспомним слова П.А. Столыпина: «Им нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия».

Какая из этих возможностей осуществится, будет зависеть от раскладки как наличных, так и зарождающихся сил, прежде всего в СССР. Сейчас мы наблюдаем, в частности, две антагонистические силы: центробежные и центростремительные. Они движимы разными мировоззренческими позициями, а еще больше – эмоциями.

Умозрительно оба варианта событий равновозможны, так как нет инструмента познания, который позволил бы взвесить обстоятельства, способствующие тому или другому из них. Привести аргументы, подтверждающие не только неизбежность, но и желательность варианта, ведущего к октябрьскому типу революции снизу, которая каким-то чудом не сопровождалась бы гражданской войной, я предоставляю сторонникам этой установки. Ограничусь лишь соображениями, которые могли бы быть приняты во внимание при рассмотрении варианта радикальных реформ. Это рассмотрение наталкивается на очень большие трудности. Приведем примеры.

A. Власти нельзя отказать в намерении сохранить сущность режима. Как же при этом допускать реформы, которые лишают власть ее основных прерогатив? Или они предпринимаются для того, чтобы спастись? В таком случае это очень походит на попытку вытащить себя из воды за волосы. Для этого, очевидно, нужен заинтересованный в спасении утопающего человек на берегу. Но такого человека на берегу не видно.

Б. Любая система, идущая на смену, должна опираться на людей, находящихся в нынешней системе, и зиждиться на законах, которые должны прийти на смену произволу. Для демократии нужны демократы и демократические законы. Но ведь демократы не разводятся в теплицах, а создаются в результате напряженной борьбы за свои идеалы. Что же касается законов, то не они создают демократию, а демократия творит свои законы. Здесь, как в случае курицы и яйца – что было сначала?

B. Те, кто сейчас искренне выступают как поборники демократии, не могут не понимать, что они идут на большой риск, так как власть способна не только затормозить начавшийся процесс, но и обратить его вспять. Тогда демократам не сдобровать. Где границы осмысленного риска?

Г. Принимаемые ныне законы, во-первых, куцые, а, во-вторых, они соседствуют с неустраненным произволом. Для чего же тогда делаются шаги в сторону законности? Тут одно из двух: или они делаются дураками, или они предназначены для дураков. Если это так, то приходится признать, что в России никого, кроме дураков, нет.