Книга Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

Он указал на троих солдат, которые лежали, вытянувшись на своих койках, и улыбались. Они не понимали ни слова, но радовались, что их командир рассказывает мне историю про свое спасение и их героизм.

Лейтенант Шоле очень отличался от английских офицеров, которые приходили сюда инспектировать своих людей: те чуть ли не строевым шагом проносились мимо кроватей и почти не разговаривали.

– Приятно видеть офицера, который неформально ведет себя со своими подчиненными, – сказала я ему.

– Видите ли, – начал объяснять лейтенант Шоле, – я много лет прожил в Америке. Вообще-то, я химик и работал в компании по производству шин «Мишлен» в Нью-Джерси. Вы знаете Нью-Джерси?

– Слышала, – ответила я. – Но я сама из Чикаго. Меня зовут Нора Келли.

– Ирландка? – уточнил он.

Я уже готовилась. Сейчас начнется: думаю, у него в Нью-Джерси был повар-ирландец. Но лейтенант Шоле вынул что-то из кармана – фото. Он показал мне портрет молодой женщины.

– Моя невеста, – пояснил он, – Мэри Кэролин Хейвуд. Свою красоту она унаследовала от матери-ирландки.

– Она очаровательна, – согласилась я. – Вы, должно быть, очень скучаете по ней.

– Пишу ей каждый день. Даже в окопах.

– Не представите меня лейтенанту? – вмешался вдруг Пол О’Тул.

Как всегда, он возник из ниоткуда и снова совал свой нос. Лейтенант Шоле внезапно совершенно преобразился, став очень аристократичным и очень французским.

– Я лейтенант Проспер Шоле, – сказал он Полу. – И я благодарен за то, как вы ухаживаете за моими людьми. – Затем он обернулся ко мне. – Bonsoir, mademoiselle[168]. Я вернусь завтра.

– Какой надменный, – отозвался о нем Пол.

Появившись на следующий день, лейтенант спросил у меня насчет Пола.

– Почему этот явно годный к военной службе человек не на фронте?

– Он, по идее, направлен сюда шпионить за нами, – ответила я. – Но он безобиден.

– Soyez sage, mademoiselle, – перед уходом посоветовал мне лейтенант Шоле.

Ко мне подошел Пол:

– Этот тип, за кого он себя принимает? Шляется тут повсюду, как у себя дома. Я видел его вчера в гараже, он болтал там с Тони и Чарли.

– Он работает в компании, которая делает шины. Может быть, он вообще интересуется автомобилями.

– Нельзя доверять этим лягушатникам, – заявил Пол.

На следующий день лейтенант Шоле сказал, что слышал, будто я увлекаюсь фотографией, и очень хотел бы сфотографироваться, чтобы послать снимок своей «возлюбленной Кэролин».

Я отправилась за своей «Сенекой» в комнату отдыха медсестер, где иногда спала. Мы должны были встретиться в саду позади госпиталя, где я и нашла его: он позировал на фоне цветущей яблони. На нем была французская военная фуражка, маскирующая его рану. Козырек рассеивал свет, подчеркивая блеск его глаз.

– Просто красавец, – сказала я, поймав его в фокус объектива. – Вашей Мэри Кэролин очень повезло.

– Ради нее я и выживу, – заверил меня он. – Она молится за меня. Вы, ирландцы, более благоверные католики, чем французы.

Я спросила, не хочет ли он почитать Джеймса Джойса. Он расправился с книжкой за два дня.

– Мне нравится, что ребята в этом романе постоянно шутят. Мужское братство – именно то, на что рассчитывает армия.

Когда он возвратил мне книгу, я заметила, что Пол О’Тул внимательно следит за нами.

– Вы не меня ищете, Пол? – спросила я.

– Нет, не вас, а его милость. К нему посетители, какие-то важные шишки. Ждут у главного входа, – ответил Пол.

«Важные шишки» – лучше и не скажешь. Там была не только миссис Вандербильт в своей шитой под заказ белоснежной униформе медсестры, но и ее муж – сам Уильям Киссам. За два года работы в госпитале я видела этого человека всего один раз. С ними стояли доктор Грос и еще какой-то мужчина, которого я не знала. Крупный, пожилой, бородатый.

– Проспер, – поздоровался незнакомец с лейтенантом Шоле, беря его за руку.

– Эдуард, – ответил тот.

Я попыталась просто пройти мимо них, но лейтенант Шоле остановил меня:

– Погодите. Позвольте представить вам Эдуарда Мишлена, моего работодателя и друга.

Пол, разумеется, уже был тут как тут.

– Я мог бы организовать кое-какие прохладительные напитки, миссис Вандербильт, – заискивающим тоном предложил он.

– Очень любезно с вашей стороны, молодой человек, – ответила она, – но лейтенант Шоле сегодня обедает у нас дома.

Они ушли, и мы посмотрели им вслед.

– Нет, мне это нравится! – проворчал Пол. – Да кто он такой, этот парень?

Следующим утром лейтенант Шоле появился в нашем отделении рано.

– Я пришел, мадемуазель, чтобы попрощаться с вами и с моими бойцами. Я получил новое назначение. Буду служить с американцами, которые уже летят во Францию.

Переполняемый энтузиазмом, он рассказал мне, что доктор Грос заручился финансовой поддержкой мистера Вандербильта для организации американского воздушного отряда.

– У них уже есть самолеты и пилоты, и французская армия приняла их в свой состав. Они называются «эскадрилья Лафайетт».

– Так вы пилот? – удивилась я.

– Пока что нет, – сказал он. – Пилотов пока мало. Но я могу помогать механикам. Мистер Мишлен предоставил участок земли под аэродром, и один из ваших молодых шоферов «скорой помощи» уже вызвался туда добровольцем.

– Держу пари, что это Чарли Кинсолвинг, – усмехнулась я и оказалась права.

– Мистер Мишлен узнал о том, что я был дважды ранен, и заявил, что такого для любого человека уже более чем достаточно. Молитвы моей Мэри Кэролин услышаны. В общем, я выхожу из окопов и поднимаюсь в небо, – закончил он.

«Вряд ли это намного безопаснее», – подумала я.

Пасхальная неделя, 1916

– Рад, что больше этого парня не увижу, – сказал мне Пол.

Наступила Великая пятница, 20 апреля. Отец Кевин прошел по палатам с церемонией поклонения Кресту Господню. Помню, как мы выстраивались в церкви Святой Бригитты, чтобы поцеловать распятие, а хор пел торжественные траурные гимны. Мы с Полом сопровождали отца Кевина. При входе в каждую следующую палату Пол звонил в маленький колокольчик. Отец Кевин шел от кровати к кровати, а я двигалась рядом, с горящей свечой в руке. Люди, похоже, действительно получали какое-то облегчение, коснувшись губами деревянной фигурки Христа.

Мы шли в очередную палату, а Пол все продолжал что-то бубнить насчет лейтенанта Шоле.

– Не знаю, за что это вы так на него взъелись, – шепнула я в ответ.