Книга Звезды под дождем - Владислав Крапивин

Воспоминание о маме кольнуло его неожиданно и сильно. Журка прижался щекой к подушке и стал смотреть в стенку. Не хотел он показывать мокрые глаза, сегодня и так хватало слез. Но стало опять тоскливо: мама в больнице, он здесь, все пошло в жизни наперекосяк…

Журка почувствовал, как Лидия Сергеевна тихо наклонилась над ним.

— Не грусти. И мама скоро вернется, и будут у тебя радости… А машину ты задумал хорошую. Но, наверно, это не машина счастья, а, скорее, машина справедливости…

— Может быть, — пробормотал Журка. В словах "машина справедливости" была какая-то неправильность. Это человек может быть справедливым, а машина… Видимо, Лидия Сергеевна сказала так просто, чтобы отвлечь его от грустных мыслей.

…А как от них отвлечешься? Уже в темноте, когда все заснули, Журка лежал и все думал, думал о том, что случилось. Иногда снова хотелось плакать, но он боялся разбудить Максимку и его родителей. У них и так вон сколько хлопот: квартира однокомнатная, а тут жилец свалился на голову.

Журка лежал неподвижно и дышал тихо, как спящий. Только трогал языком ранку на прокушенной нижней губе. Ранка подсохла и почти не болела, но губа, кажется, распухла.

Наконец, он устал от горьких мыслей и неподвижности. Тогда повернулся на бок и стал думать о Ромке. О том, как они берутся за руки и бегут с высокой насыпи к раскидистым кустам, за которыми блестит Каменка.

— Ты мне приснись, — тихонько сказал он Ромке. Но Ромка не приснился. Может быть, обиделся, что Журка забыл в своей комнате его портрет?

Журка уснул наконец — будто утонул в черной глухой воде.

Возвращение

Журка проснулся и сразу все вспомнил. Будто и не спал. В голове были те же мысли, в теле — та же боль. Хотя нет. Мысли были не такие резкие и тревожные, а боль — притупленная, нестрашная. Она походила на ломоту в костях и нытье в мускулах после тяжелой работы.

Из-за шкафа пробивался в закуток солнечный луч и лежал на обоях оранжевой полосой.

На кухне звякала посуда, и Максим упрямым голосом доказывал, что привык пить молоко только из "хозовой кхужки".

Журка понял, что уже поздно и что Лидия Сергеевна, видимо, решила его не будить: пускай спит, сколько хочет, чтобы прийти в себя после вчерашнего.

На стуле висела и лежала Журкина одежда — отчищенная, отглаженная. Слегка постанывая, Журка оделся. Неосторожно загремел стулом. Послышались шаги Лидии Сергеевны, и она спросила:

— Журка, ты уже встал?

Он вышел из-за шкафа. Хотел сказать "доброе утро" и застеснялся. Подумал опять, сколько хлопот доставил Лидии Сергеевне. Опустил глаза.

— Как спал?

— Хорошо… Лидия Сергеевна, я бы сам все вычистил, зачем вы… У вас и так сколько дел… Спасибо.

— Подумаешь, дело. Я своего все равно каждый день чищу.

Журка смущенно улыбнулся.

— Даже пуговицы пришили. Где вы их нашли, школьные?

— В старых запасах. Раньше-то я их вам чуть не каждый день пришивала… Умывайся и пошли завтракать.

— В школу я совсем опоздал… — полувопросительно заметил Журка.

— Ничего, отдохнешь сегодня.

В кухне Журку встретил радостным мычаньем перемазанный кашей Максимка. В углу что-то лакал из блюдца Федот. Валерия Михайловича не было: видимо, ушел на работу.

— А ты разве не ходишь в садик? — спросил Журка у Максима.

— У нас кахантин.

— Меня из-за него скоро выгонят из института, — жалобно сказала Лидия Сергеевна. — Все время то простуда, то карантин, то воду в садике отключили… Я столько лекций напропускала, все с ним дома сижу. А сегодня семинар, я должна была сообщение там делать…

— А вы идите! — обрадованно воскликнул Журка.

Как хорошо, что он хоть чем-нибудь может ответить Лидии Сергеевне за все ее заботы.

— Что ты, — засомневалась она. — Максим тебя заездит.

— Нет, мама! Мы будем "Бухатину" читать!

— Ой, если вы меня правда отпустите…

— Пхавда!

Прежде, чем читать про Буратино, Журка перемыл всю посуду. Максиму он велел помогать, и тот отнесся к делу со всей ответственностью: стоял наготове с полотенцем. Потом они подмели в комнате, вычистили пылесосом коврик в прихожей и только тогда сели с книжкой.

Журка дочитал до встречи Буратино с черепахой Тортиллой, и тут Максим стал все сильнее ерзать и отвлекаться.

— По-моему, ты хочешь в туалет, — сказал Журка.

— Нет. Я хочу стхоить кохабль.

— Какой корабль?

— Из стульев. Чтобы плыть в путешествие.

— Мама придет — она покажет нам корабль и путешествие.

— Не покажет. Я всегда так игхаю…

Они построили из стульев пароход, сделали из швабры мачту, а из пылесоса двигатель. Максим работал деловито и увлеченно. Журке тоже нравилась такая игра. Да и опыт был: когда-то они с Ромкой строили во дворе корабль из бочки и старых ящиков.

— Мы поедем на дальний остхов — решительно заявил Максим.

— Давай, — согласился Журка, и вспомнилась вчерашняя песенка:

…У крыльца, у лавочки Куры да трава. А взойди на палубу, Поднимись до салинга — И увидишь дальние Острова…

Журка вдруг подумал, что отец никогда не пел ему никаких песен. Мама пела всякие, а отец ни одной ни разу… Но, тряхнув головой, Журка прогнал эти мысли и сказал, что на острове, наверно, водятся дикие звери.

— Тигхы!

Тигром сделали Федота. Но он не захотел, чтобы в него стреляли пробками, обиделся и ушел под диван.

— Пхобкой — это же не больно, — виновато сказал Максим.

— Он отправился в засаду, — утешил Журка.

В это время у дверей позвонили.

— Мама! — обрадовался Максим.

Но пришла не Лидия Сергеевна. Пришли Иринка и Горька.

Увидев их на пороге, Журка и обрадовался и смутился отчаянно. Затоптался, беспомощно оглянулся на Максима, который таращил на гостей любопытные глаза. И тогда Иринка сказала просто и спокойно:

— Мы сперва к тебе домой зашли, а твой папа сказал, что ты здесь. Адрес дал.

— Разве он не на работе? — пробормотал Журка.

— Заехал на обед, — объяснила Иринка и спросила, будто про обычное и не очень важное дело: — Ты из-за книжки, что ли, с ним поругался?

Журка ее понял. Она про многое догадывалась и подсказывала Журке, как себя вести и что говорить.

— Да, — сказал он небрежно. — Такой скандал был… Ну, я ушел. Что мне там с ним… Буду здесь, пока мама не вернется.