Книга Вся моя жизнь - Джейн Фонда

– Ну да, она самая, Джей Джей. Она… э-э… феминистка, и она помогла мне взглянуть на вещи иначе. С ней я на самом деле был… э-э… манго… э-э… гномо… э-э… моногнимен.

– Вы хотите сказать, моногамен? – переспросила я, теперь уже расхохотавшись от души. О боже! Он не способен даже выговорить это слово!

Затем он представил мне полный перечень своих заслуг, каждый раз отделяя одну фразу от другой протяжным “э-э”, – как он выступал в защиту окружающей среды, как его телесеть дает ему возможность финансировать и показывать документальные фильмы Жака Кусто, Одюбоновского общества и National Geographic.

Он объяснил, что всерьез задумался об охране природы еще в детстве, когда жил в южных поместьях своего отца. Несчастному ребенку приходилось всё время переезжать с места на место. Только он возвращался домой из школы, как оказывалось, что отец купил новые владения в другом штате.

– У меня было мало постоянных друзей, и я находил утешение в природе. Я вечно в полях и замечаю то, чего никто не видит. Поэтому я волнуюсь за природу, а кроме того, я охотник. Охотники – главные защитники окружающей среды, они первые замечают перемены. К примеру, я уже давно вижу, что с каждым годом всё меньше перелетных уток собирается в стаи. Вы не против охоты?

– Нет, но я никогда этим не занималась.

– Понятно. Пожалуй, проблема в том, что у нас слишком много людей… ужасно много народу. Мы должны убедить людей меньше рожать. У меня самого пятеро, но это потому, что раньше я ничего не соображал. Простите, мне нужен технический перерыв, – сказал он и снова отлучился в туалет.

За время нашего ужина он предпринимал подобные вылазки еще четыре раза. Что, не ладится со следующим свиданием? “Технический перерыв”? Ага, как же! За дуру он меня держит, что ли?

Безусловно, за ужином я должна была что-то говорить. Само собой, он задавал мне вопросы не только о моем отношении к охоте, но я не помню ничего, что исходило бы от меня, – лишь по-мальчишески агрессивный напор информации, обращенной ко мне.

Вернувшись, он бросил непроизвольный взгляд на мою грудь и спросил: “У вас… – но смущенно замолк. – Нет, ничего. Так… э-э, ерунда”, – пробормотал он и с подходящим случаю выражением степенности и раскаяния на лице переключился на нейтральный объект, куда-то на скатерть. Я догадалась, что он хотел спросить, нет ли у меня имплантатов, но не потрудилась удовлетворить его любопытство. Однако я не поняла, что стала свидетельницей исторического момента, возможно, единственного в своем роде: Тед Тёрнер отказался от намерения произнести вслух то, что пришло ему в голову. Но, не осознав этого, я не смогла оценить по достоинству и принять как дань уважения ко мне то нечеловеческое усилие, которого потребовал от него подобный акт самоконтроля.

Прощаясь со мной у моего дома после ужина, он спросил:

– Можно я вас обниму?

Я разрешила, и он обнял меня нежно и крепко. Я открыла дверь, он сказал:

– Я сражен… Э-э… слушайте, можно я вам завтра позвоню?

Я снова разрешила и ушла. Сражен. Как и я.

Первый звонок с утра был от него.

– Не разбудил?

– Нет, я рано встаю.

– Классно. Я тоже. Это хороший знак. Знаете, вы мне нравитесь. Не хотите провести со мной выходные у меня на ранчо в Монтане?

– Тед, вы тоже мне нравитесь и я хотела бы познакомиться с вами поближе. Но… я… честно говоря, я не готова к новому роману. А если я поеду с вами на уик-энд, мы, очевидно, должны будем спать вместе. Я еще не отдышалась. Так что нет. Вряд ли я приму приглашение.

На другом конце провода – молчание, но лишь на мгновение.

– Ладно, – сказал он тоном бойскаута. – Мы не обязаны спать вместе. У меня есть комната для гостей, где вы сможете жить. Э-э… обещаю, что не прикоснусь к вам. Поехали! Вам понравится. Черт, ваш брат живет в Монтане! Это замечательное место.

– Знаю. Я неоднократно там бывала.

– Ну так поехали. Покатаемся по округе, покажу вам всяких зверушек. У меня там лоси, олени, орлы и…

Он не отставал. Конечно, я сдалась.

– Хорошо. Я приеду. Но раньше июня не смогу: собираюсь на Каннский фестиваль со своим фильмом, у меня масса дел с рекламой и всем прочим.

– Не обманете? Ладно… но это еще через два уик-энда!

– Да, но ничего не поделаешь.

Он неохотно согласился, и мы назначили день в начале июня.

По дороге в Монтану я гадала, что меня ждет. Может, он пришлет за мной лимузин с шофером. Возможно, у него дворец с полами из искусственного мрамора и целым штатом прислуги. Я волновалась напрасно. Он приехал на маленьком джипе, а ранчо, куда мы прибыли спустя час с лишним, оказалось скромным лесным домиком. Как выяснилось, когда дело касалось расходов на личный комфорт, Тед был весьма бережлив.

Сидя с Тедом в машине, я не могла не заметить его чрезмерной возбужденности и спросила его, в чем дело. Чтобы вы поняли, почему я узрела в его ответе удивительное совпадение, расскажу вам небольшую предысторию. Вслед за лентами “Безумный Макс” и “Безумный Макс 2: Воин дороги” с Мэлом Гибсоном в главной роли выходили и другие фильмы с апокалипсической картиной будущего, и мне захотелось снять кино, которое противостояло бы этим мрачным прогнозам, захотелось показать, какое будущее нас ждет, если мы избежим Армагеддона и сделаем всё правильно. “Надо дать людям представление о мире, ради которого мы работаем”, – сказала я своей новой партнерше и продюсеру Лоис Бонфильо. Я уже начала обдумывать эту тему. Представьте себе мое изумление, когда в ответ на мой вопрос о причине его возбуждения Тед сказал:

– У меня есть одна заманчивая идея. Я решил объявить международный конкурс с денежной премией за лучшее произведение с позитивным взглядом на будущее. Назову ее премией Тёрнера “Завтрашний день”.

– Невероятно! Тед, я думала ровно о том же, только я хотела снять кино.

Я отдавала себе отчет в своей повышенной впечатлительности в то время, но всё равно это было потрясающее совпадение. Спустя два года, в 1991-м, премию Тёрнера получил ставший культовым роман американского писателя Дэниела Куинна “Измаил”. Однако фильма мы не сделали – ни я, ни Тед. Я тогда решила отдохнуть от кино.

Мы пересекли границу его владений и через полчаса, подскакивая на ухабах проселочных дорог, наконец добрались до небольшого дома, где нам предстояло жить. Тед отнес мой багаж в гостевую комнату в полуподвальном этаже и немедленно предложил мне посмотреть видеозапись его речи на обеде, который устроила Национальная лига по борьбе за право женщин на аборт.

Едва мы завершили просмотр, он эффектно опустился на одно колено и продекламировал:

– “Словно спелая слива, Пал Рим к ногам Ганнибала. Долго ждал он победы, Пока час его не настал…” Это я сочинил, еще в школе. Здорово, правда? В Университете Брауна я был лучшим по классической поэзии. А Фукидид? Вы его читали? Я знаю его “Историю Пелопоннесской войны” и всё про Александра Македонского. Пока я не переключился с войны на мир, он был моим любимым героем. Теперь мои герои – Мартин Лютер Кинг и Ганди… Что скажете?