Книга Республика Шкид - Леонид Пантелеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А то, – говорит чернявенький. – Расскажу я тебе все по порядку. Пятакова знаешь?..
Вспомнил Петька:
– Одноглазый такой?
– Ну да… Еще ты с ним подрался. Ну, так Пятакова больше в нашем детдоме нет. Понял?
Не понял, конечно, Петька.
– Ну так что ж? – спрашивает. – Что ж такого, что нет? Очень рад… Лезть не будет.
– А то, – говорит чернявенький, – что виной тому ты. По твоей вине отправлен Пятаков в реформаторий, в детскую тюрьму.
– За что?
– За дрова.
Покраснел Петька самым отчаянным образом.
– За какие дрова? – спрашивает, а сам чернявенькому в глаза посмотреть не может.
– За такие, – говорит чернявенький. – Сам знаешь, за какие… А только дело вышло так. Пятаков этот еще раньше дрова воровал. Продавал торговкам на Слободе. Попался. Первый раз ему выговор сделали. Ну, он побожился, что больше воровать не будет… А тут опять с дровами история. В ту ночь разворотил кто-то саженей пять. Я-то знаю кто, а все на Пятакова подумали. Пятакова за такие дела – в реформаторий… Хоть он и не виноват, а виноват ты.
Замолчал чернявенький, молчит и Петька. Нет у Петьки духу отпираться. Ждет Петька, что ему еще чернявенький скажет. А чернявенький говорит такое:
– Придется тебе сознаться, что воровал дрова ты, а не Пятаков…
– Как? – говорит Петька. – Как воровал? Не воровал я!.. Иди ты!..
– А что же ты?.. В бирюльки играл?
Не знает Петька, что и сказать. Не расскажешь ведь про часики.
– Я, – говорит, – это просто так разворотил. От злости.
Усмехнулся чернявенький.
– Ну, – говорит, – это как хочешь. Тем для тебя лучше. Но сознаться ты все-таки должен.
– Спасибочки! – говорит Петька. – Что я – дурак сознаваться?.. Не дурак я…
Говорит чернявенький:
– Это, – говорит, – совершенно верно. Просто так – глупо сознаваться. Но если из-за тебя товарищ гибнет… Неужели ты можешь товарища предать?
– Нет! – говорит Петька. Покраснел, обидно Петьке. – Нет, – говорит, – это ты брось. Меня на Кордоне вся братва знает. Я не легавый. Я за товарища всегда постоять могу, я не гад какой-нибудь…
– Ну так вот, – говорит чернявенький, – иди к Федору Ивановичу и чистосердечно признайся. Так, мол, и так, – дрова я разворотил. Тебе за это ничего не будет, – выговор разве, а Пятакова спасешь. Гибнет Пятаков в реформатории. Ладно?
Мотнул Петька головой.
– Ладно, – говорит, – схожу. Мне, – говорит, – плевать в высшей степени. Мне хоть в тюрьму отправляй… Не боюсь.
Соврал Петька. Как ушел чернявенький, лежит Петька и думает:
«А что, если и вправду за такую вещь в тюрьму отправят? Ведь это что же? Это значит – кончено! Это – прощай, часики…».
Расстроился Петька от таких мыслей. И не знает Петька – идти или не идти к Федору Иванычу.
Думал, думал – надумал:
«Пойду. Потому что нехорошо, если человек гибнет. Хоть он и паразит, а нехорошо. Свой все-таки парень».
Оделся Петька не спеша и стал ждать Рудольфа Карлыча.
Пришел Рудольф Карлыч. Петька и говорит:
– Разрешите, – говорит, – повидать заведующего. Разрешите мне отлучиться.
– Зачем? – спрашивает Рудольф Карлыч. – Какие у тебя дела? Может быть, тебя кто обидел? Может быть, я тебя обидел? Может быть, я тебе кушать мало даю?
– Нет, – говорит Петька, – кормите вы меня, спасибо, на убой. И никто меня не обидел. А только нужно мне заведующего по очень важному делу.
– Ладно, – говорит немец. – Если очень нужно, то иди. Но ненадолго… Тебе еще нужно выдерживать карантин.
Вздохнул Петька.
– Приду, – говорит, – не знаю когда. Может быть, совсем не приду. Прощайте.
Вздохнул Петька и пошел к Федору Иванычу.
Приходит в его квартирку, а его нет. Он в экономии по хозяйству.
В квартирке мужчина какой-то сидит. С портфелем. В ботинках «джим». Тоже Федора Иваныча ждет. Ногти покусывает.
Стал Петька у дверей – ждет. А мужчина с портфелем ногти кусает.
«Что за дядька? – думает Петька. – По какой надобности пришел? Из кооперации, наверное, деньги за продукты получать. Или, может быть, монтер…»
А тут Федор Иваныч входит.
Петька к нему:
– Здрасти.
– А, – говорит Федор Иваныч. – Выздоровел? Так… Молодец.
А сам к другому, который в «джимах»:
– Здравствуйте. В чем дело?
Встает этот, который в «джимах», и медленно говорит:
– Здравствуйте. Я к вам из детского реформатория. По поводу Георгия Пятакова. Представьте, – говорит, – вчера ночью Пятаков бежал из реформатория.
Задрожало у Петьки сердце. И мысли в голове заволновались.
Не слышит Петька, что дальше говорят; одно думает:
«Сознаваться или не сознаваться?».
А Федор Иваныч уж руку обкусанную пожимает и говорит:
– Бумаги вы получите в канцелярии. Так. До свидания.
И сразу к Петьке.
– Ну, – говорит, – какое у тебя дело? Зачем пришел? Выкладывай…
Покраснел Петька.
– Я, – говорит, – к вам. Не найдется ли у вас книжечки какой-нибудь почитать?
– Что? – говорит Федор Иваныч. – Книжечки? Так. Найдется. Есть у меня для тебя много разных книг.
Открыл Федор Иваныч шкаф.
– Выбирай, – говорит, – сколько хочешь.
Стал Петька в шкафу рыться и набрал целую охапку книг. И маленьких и больших. И с картинками и без картинок. Снес в лазарет и целую неделю от нечего делать читал.
Так и не сознался Петька в своей вине. Не было потому что смысла сознаваться. Но когда чернявенький у него спросил:
– Был ты у Федора Иваныча?
– Был, – ответил Петька. И покраснел.
– Молодец, – сказал чернявенький, – ты парень что надо. Выздоравливай скорей.
И похлопал Петьку по плечу.
А Петьке совестно стало, и отвернулся Петька к окну.
И вот, наконец, выписался Петька из лазарета.
А тут как раз занятия начались. Уроки. Устроили Петьке небольшой экзамен и определили его в класс «Б». К самым малышам.
Обидно, конечно, и неприятно.
Чернявенький и другие всякие там дроби проходят, а Петька с малышами:
«Саша у Маши, а Маша у Саши».
Обидно ужасно.
Вот раз подходит Петька к чернявенькому – а ему фамилия Миронов, – и говорит: