Книга Ароматы кофе - Энтони Капелла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, вы правы, — сказала Филомена.
Она смотрела на меня своими сонными, едва пробудившимися глазами. И мне показалось, что в их глубине я улавливаю легкую смешинку.
— Мы тут думали, — сказала Ада, — почему бы нам не продавать людям качественный кофе?
Я в замешательстве уставился на сестер.
— Понимаете, мы выросли с кофе — с отличным кофе, — пояснила Ада. — Таким, какой теперь почти невозможно сыскать. — Она повела плечами. — Нам пришло в голову: что если не только мы теперь испытываем трудности в поисках такого кофе, что если эта проблема волнует не только нас. Пусть таких людей немного, но… — она прошлась взглядом по пустому и, должен признаться, несколько запущенному кафе, — может быть, их достаточно для поддержания бизнеса.
— То есть, вы предлагаете…
— Небольшой эксперимент, в духе раннего Пинкера, — продолжила за сестру Филомена. — По идее это магазин, где будет пара печей для обжарки зерен, причем не скрытых, а выставленных прямо напоказ, чтоб все видели.
Почти не глядя, она указала изящным пальчиком в сторону торцовой стены, возле которой, теперь я это ясно видел, имелось достаточно места для двух жаровен, установленных в ряд. — Сам процесс обжарки зерен создает особую атмосферу…
— Плюс аромат кофе, — вставила Ада.
— Плюс аромат кофе. Вообразите! — Филомена повела ноздрями. — Аромат жарящегося прямо тут «мокка»!
— Уж мне-то знаком запах жарящихся зерен, — сухо сказал я.
— Плюс дымоход, — сказала Ада, игнорируя меня.
И указала на угол, который в данный момент этим сооружением не обладал.
— И вот этот аромат течет на улицу… — кивнула Филомена.
— …так, что даже если вы не собираетесь покупать фунт «боготы» в дом…
—.. вы можете просто заглянуть в кафе и взять себе чашечку кофе…
— … или даже целый кувшин…
— Кувшин? — озадаченно переспросил я.
Филомена глянула на меня своими глазами. И я увидел, что ее сонливость это чистый обман зрения. Взгляд у нее был ясный, пытливый, цепкий.
— Ну да, покупают же кувшин пива к ужину. Почему не купить кувшин кофе к завтраку?
— Нечто похожее я видел в Африке, — кивнул я. — Там продавцы кофе с рассвета расхаживают по улицам Харара, и все к ним ходят и покупают у них кофе.
Филомена хлопнула ладошкой об Адину ладонь.
— Вот видишь? Роберт уже понял, что это сработает.
И с улыбкой посмотрела на меня.
— Словом, мы станем обжаривать и продавать зерна, — сказал я. — Но не будет ли это означать, что мы вступаем в прямую конкуренцию… — ну, скажем, с фасованным кофе? Например, с «Кастл»?
Ада кивнула:
— Да. Но так как теперь мы не владелицы кофе «Кастл», это вряд ли составит проблему. Но отдадим себе отчет: если наш кофе не будет качественнее «Кастла», тогда все пойдет прахом.
— И еще, — добавила Филомена. — Не будем тратить средства на рекламу, только на высокосортные зерна. Африканские, если хотите.
Открыв сумочку, она вынула несколько рисунков и фотографий.
— Надо ведь, чтоб у нас все было красиво оформлено.
И разложила передо мной картинки.
— Это несколько чайных, которые я недавно посетила в Глазго. Стиль называется art nouveau — это потрясающе! Я подумала, не сделать ли и нам что-то наподобие этого здесь. — Она описала рукой в перчатке вокруг. — С вашим обонянием и вкусом и с нашими вложениями я не вижу, почему бы нам не рассчитывать на успех этого предприятия.
— Придется закрыть кафе, — сказал я, рассматривая рисунки. — Переделка займет несколько месяцев.
— Три недели, — поправила меня Филомена. — И начнем послезавтра.
— Господи Боже. Кто это — «мы»?
— Мы берем на себя роль работодателей, — сказала Филомена, убирая рисунки и фото. — Надеюсь, у вас это не вызывает протеста. Я имею в виду то, что работодатель женщина?
— Но… едва ли все же эта работа подходит для дочерей Пинкера. Вы теперь женщины вполне состоятельные.
— Послушайте, Роберт, неужели мои сестры ничему вас не научили? Мы сами решаем, что нам подходит, а что нет.
— Вашего отца вряд ли такое обрадует.
— Напротив. Вы, Роберт, его недооцениваете. Больше всего его радует, что его дочери чего-то добиваются.
Помолчав, она добавила:
— Кстати, он передавал вам привет.
Я усмехнулся в ответ.
— Сейчас на Нэрроу-стрит нет ни единого кофейного зернышка, — сказала Ада. — Склад теперь превратился в мощную, громадную контору, никаких мешков, одни столы. Но, по-моему, отец все-таки тоскует по прежним временам. Вам бы как-нибудь навестить его.
— Вы что, считаете, что он вам поможет?
Сестры переглянулись.
— А для чего нам его помощь? — сказала Филомена. — Это же бизнес.
Когда они уходили, Филомена в дверях обернулась:
— Вы пишете что-нибудь про Эмили?
— С чего вы взяли?
— Ведь она просила вас. Я знаю, она мне говорила.
— Это не так-то легко, — сказал я, разводя руками.
— А вы пытаетесь? — не унималась Филомена.
— Ну, в общем, да. А что?
— А то, Роберт, что мне очень бы хотелось это прочесть, — искренне призналась она. — Так что продолжайте писать, хорошо?
Подойдя к окну, я смотрел им вслед. У Филомены явно уже возникли какие-то дальнейшие планы; она указывала пальцем в сторону уличного угла, потом снова в сторону кафе, и, повернувшись к сестре, о чем-то оживленно ей говорила. Я поймал ее лицо в профиль, самый краешек ее сонной улыбки…
И вдруг во мне что-то шевельнулось. Уж этого я совсем не ожидал.
«О, нет!» — подумал я. Боже мой, нет. Только не это. Хватит с меня.
Мы открыли магазин; мы влюбились друг в друга. Но это уже другая история, совершенно ничего общего с данной не имеющая. Хотя по-своему тоже довольно интересная; история со своим сюжетом, своими собственными неожиданностями, с прологом, с рефренами и внезапными поворотами судьбы. История, которая не может быть рассказана потому, что в отличие от нашей с Эмили истории, эта еще не завершилась.
«…но требовать от художника, чтобы он преследовал какие-то нравственные цели и задачи — значит этим портить его работу», — говорил Гете. Прежде я стал бы следовать этому высказыванию, как священной заповеди. Но теперь, подходя к завершению своих собственных кратких мемуаров, я чувствую, как викторианское начало во мне готово противиться отсутствию морали — или, возможно, справедливей будет сказать, некоторых выводов. И поскольку я пишу все это исключительно для себя самого, выводы, черт побери, я непременно представлю.