Книга Возвращение во Флоренцию - Джудит Леннокс

Тем летом Макс устроил ретроспективную выставку своих работ в галерее в Сохо. Там было много снимков Тессы, его музы: Тесса, стоящая на берегу озера в Гайд-Парке, Тесса в вечернем платье от «Диора», Тесса с зеброй — фотография, когда-то висевшая на стене ее квартиры в Хайбери. Но один снимок Фредди видела впервые. Макс сделал его незадолго до отъезда Тессы в Италию. Она сидела на кровати, в хлопковых брюках и блузке без рукавов, обхватив колени руками, без макияжа, с волосами, отброшенными назад, так что виден был шрам у нее на лбу. И все равно Тесса была прекрасна. На табличке под фотографией была подпись: «Тесса Николсон, 1916–1944».

Однажды утром, когда Фредди, сидя в крошечном кабинетике в галерее мистера де Курси, выписывала чек на продажу картины, в дверь позвонили. Посетитель оказался высокий, светловолосый, и на миг у нее замерло сердце, но потом, когда он повернулся к ней, Фредди поняла, что это не Джек.

Он представился — Десмонд Фицджеральд. Он был знаком с Тессой, и они встречались в Италии. Фредди договорилась встретиться с Десмондом после работы.

Он пригласил ее на ужин в «Савой». Десмонд сказал, что давным-давно хотел с ней переговорить, но ему никак не удавалось ее разыскать. Он рассказал историю своего знакомства с Тессой: начиная со встречи в «Мирабель» и заканчивая тем днем, когда Фаустина Дзанетти сообщила ему, что Тесса погибла. «Ужасно все это, — сказал Десмонд. В глазах у него блестели слезы. — Просто ужасно». Потом он высморкался и поведал Фредди о том, как вместе с десятками других военнопленных из Британии и союзнических стран почти год скрывался в лесах поместья Дзанетти. И как Тесса зимой приносила им еду. «Мы по очереди выходили к ней навстречу, — говорил он. — Каждый из нас был готов рисковать жизнью, чтобы еще разок повидаться с ней. Она была чудесная женщина, Фредди, одна на миллион, и вы должны очень ею гордиться».

После ужина они распрощались. Десмонд пожал ей руку и обещал поддерживать с ней связь. По пути домой, в такси Фредди вспоминала, как они с Тессой после смерти матери продолжали говорить о маме так, словно та жива. Беседуя о Тессе с Десмондом Фицджеральдом, узнавая подробности ее жизни в Италии, Фредди почувствовала себя ближе к ней.

Однажды они с Льюисом ужинали с Марсель Скотт и ее друзьями, и кто-то за столом задал Марсель вопрос о Джеке.

— Джек вернулся в Италию, — ответила Марсель. — Уехал, не знаю, лет сто назад.

Неожиданно для себя самой Фредди спросила:

— А он не приезжает в Англию? Не навещает родных?

— Нет. Ни разу не явился. — У Марсель появилось неодобрительное выражение на лице. — Вообще-то, я на него зла. Обычно он не задерживался там так надолго.

Октябрь 1950. Фредди вернулась домой с работы и стояла у кухонного стола, нарезая лук и картофель, чтобы приготовить жаркое. Она услышала, как поворачивается в замочной скважине ключ — это был Льюис.

Он вошел на кухню.

— Фредди, нам надо поговорить.

— Погоди минутку. — Она собрала ладонями нарезанный лук и бросила его в кастрюлю. — Мне надо закончить с этим.

Он выключил газ.

— Прямо сейчас, Фредди.

Она вытерла руки о фартук и прошла следом за ним в гостиную.

— Садись, — сказал Льюис. В руках у него была бутылка джина и два стакана.

— Я не хочу пить, — сказала она.

— Мы с Марсель любим друг друга.

Она смотрела, как Льюис наливает джин, режет кружками лимон. Разум отказывался воспринимать его слова. Это было немыслимо, невозможно.

Фредди покачала головой.

— Я не понимаю.

— Мы любим друг друга, — ровным голосом сказал он, — и хотим пожениться.

— Но ты уже женат. Ты женат на мне.

— Я хочу развестись.

Он поставил стакан перед ней на столик. Она посмотрела на него, а потом резким движением руки сбросила стакан на пол, и он разлетелся на тысячу осколков.

— Ты женат на мне!

— Это не брак. — Он сел на диван напротив нее. — Не было браком уже много лет. Ты не доверяешь мне, я тебе не нужен. Прости, если я делаю тебе больно, но ты сама знаешь, что это так. Ты изменилась, Фредди. Ты уже не та девушка, на которой я женился. Те вещи, которых мы оба хотели, — ты их больше не хочешь. Конечно, тут есть и моя вина, не спорю. Но я больше не могу постоянно видеть упрек в твоих глазах. Я знаю — ты не можешь забыть о том, что я натворил. Пускай и неосознанно, но ты демонстрируешь мне свою снисходительность, Фредди. С Марсель все по-другому. Она ничего не знает. А если бы и знала, то не стала бы меня осуждать.

Фредди поднялась на ноги — все мышцы у нее были напряжены, будто она карабкалась в гору, — и прошла на кухню. В кладовой она взяла метелку и совок и вернулась назад в гостиную. Присев на колени, она начала сметать в совок осколки стекла.

— Так к чему ты все-таки клонишь? Ты уходишь от меня? — спросила она.

— Да. Сегодня. Так будет лучше.

Прищурив глаза, она посмотрела ему в лицо.

— Лучше для кого, Льюис?

— Для нас обоих.

— Ты и Марсель… — ядовито подчеркнула она ее имя, — сколько у вас это длится?

Он выглядел пристыженным.

— С начала года.

«Десять месяцев, — подумала она. — Десять!» В руке Фредди держала большой осколок стекла; она изо всех сил сжала его ладонью. Из пореза закапала кровь. Льюис вскочил помочь ей, но она поднялась на ноги, оттолкнув его, прошла в спальню и захлопнула за собой дверь; Фредди зажала порез фартуком, скомкав его в кулаке и стискивая так, чтобы руке снова стало больно.

Ребекка обдумывала эту мысль с момента их разговора с Мюриель в день ее свадьбы. Она решила создать серию скульптур из литого стекла. Их должно быть семь: семь женщин, реальных — старых и молодых, худых и полных, беременных и бесплодных, дурнушек и красавиц, — а не идеализированных творений искусства.

Каждую фигуру она делала в новой технике. Первую отлила по гипсовой модели и обожгла в печи: широкоскулая, с полными губами, она подставляла лицо солнцу, закрыв глаза. Длинные волосы тугими спиралями падали ей на плечи, как у женщин на египетских гробницах. Ребекка назвала ее «Изида». Следующая была с широкими бедрами и морщинками вокруг глаз. Для нее Ребекка использовала стекло насыщенных цветов — бирюзовое, изумрудное, бронзовое и коричневое. Звали ее «Элизабет». Скульптуру беременной она подумывала назвать «Мона», но потом предпочла «Гею».

На создание этого цикла у нее ушел целый год. Коннор помогал ей отливать формы. По ночам они снились ей, все семеро: сильные и гордые, они шли по низинам Оксфордшира к Милл-Хаусу, и в глазах у них сияли звезды, а лунный свет пронизывал прозрачные лица.

С технической точки зрения последняя скульптура далась ей труднее всего. Ребекка решила сделать бюст, а не фигуру в полный рост. Сначала она слепила его из воска, потом покрыла смесью гипса с кварцевым песком. Когда гипс застыл, она растопила воск струей пара из чайника, так что получилась полая форма. Ее она наполнила осколками стекла.