Книга Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

белым башлыком. За гробом ехали вооруженные всадники.

Соученики деда Баляцо, и дети, и взрослые, возглавляемые Эльдаром, несли красный флаг аулсовета. Шагала и Тина в рубашке Эльдара. А сам учитель Астемир едва поспевал, подавленный горем. Рядом семенил Лю, обливаясь слезами, заглядывая в высоко поднятый гроб; ветерок иногда чуть заметно шевелил длинные рыжие усы деда…

Любопытство привлекло многих; как-никак интересно участвовать в таком необычайном шествии! Спросят: «Ты был на большевистских похоронах?» Как ответить, что не был, ничего не видел? Шел за гробом и мулла Батоко, он шел потому, что боялся не пойти…

Вступили на кладбище. Чернела свежая могила. Остановились. Всадники Эльдара произвели залп, второй и третий. Эхо прокатилось далеко. Гроб опустили в могилу.

Залпы не разбудили деда Баляцо, но все совершилось так, как он хотел.

ПАДЕНИЕ ДАВЛЕТА

А другим значительным и громким событием в Шхало — давно ли глухом и тихом! — было падение Давлета.

Почти год минул с того дня великого уаза, когда Казгирей Матханов произнес тут речь, ставшую знаменитой, а Астемир скромно порадовался свету «первого фонаря». Опять, и на этот раз в дни ранней осени, совпавшие с постом уаза, собрались в Шхальмивоко люди чуть ли не со всей Кабарды.

Торжество ожидалось большое.

Но и сам аллах, оказывается, не всегда все предвидит. Иначе разве не защитил бы он славы своего дела? Допустил бы разве, чтобы высшее торжество стало и началом падения? А коль скоро слеп аллах, то что же спросить с обыкновенного человека? Что спросить даже с самых умных, даже с самых хитрых, лукавых или бесстыдных, с таких людей, как, скажем, Давлет, Муса или Батоко?..

Нет ничего тайного, что не стало бы явным… Скажите, почему вдруг Давлет, старинный кунак прокурора, стал уверять, что лучше все-таки было без прокурора? Все обратили внимание на то, что с некоторых пор Давлет пребывает в состоянии какой-то особенной озабоченности и возбуждения.

— Посади Давлета на картофель, — посмеивались иные, — картофель испечется без огня.

И опять после некоторого перерыва детишки, прислушиваясь к этим отзывам о Давлете, начали дразнить его, не смущаясь тем, что имеют дело с председателем: «Чигу-чигу!»

Нехорошим предзнаменованием показалось то, что в утро, назначенное для великого туриха, Казгирей не приехал. Верховный кадий, долженствующий присутствовать на торжестве, встречал в это утро гроб с телом брата Нашхо. Гроб прибывал по железной дороге.

Остановить закладку мечети уже не было возможности — ехали муллы не только со всей Кабарды, приезжали из Чечни, и из Черкесии, и из Карачая.

Верховный кадий все же позаботился о выборе темы для проповеди в Шхальмивоко и поручил сказать эту проповедь Саиду.

Но где же Давлет и Муса? Где Батоко? Где главные виновники торжества и распорядители, которые кричали громче других:

— Не пускать на уаз большевиков, их жен и детей!

Оказалось, что еще на рассвете народный милиционер Казгирей увел Давлета, Батоко, Мусу и с ними Требуху в Желудке в Нальчик, к прокурору.

«Легче переехать на арбе через Кавказский хребет, чем объехать прокурора». Так говаривал и Давлет, когда хотел лишний раз похвалиться своим высоким знакомством. Однако странное последовало приглашение Давлету от его высокого кунака — через милиционера. Все это очень тревожило Саида.

Однако приближался час дневного намаза. Саид вынул из кармана праздничного атласного бешмета серебряные часы и огляделся.

Денек выдался теплый, не пыльный. Яркие краски толпы веселили глаз: белые широкополые шляпы, кубанки с цветным донышком, лохматые папахи и бурки, на серых черкесках выложенные серебром кинжалы, в руках стариков толстые палки.

Мелькали чалмы и голубые халаты хаджи. Съехалось немало знатных людей, внесших свою лепту в богоугодное дело. Вся лужайка была устлана ковриками, взятыми из мечети, циновками. Для проповедника постелили цветистый ковер — лучший из оставшихся в доме Жираслана. Женщины с грудными детьми выстроились на краю лужайки. Под их присмотром оставались лошади, двуколки, арбы.

Место для постройки мечети выбрали удачно. Отсюда хорошо был виден Главный хребет Кавказа. Снежные вершины проступали в мглистом полдневном мареве. Лужайку огибала река. Мокрые белые камни ярко блестели на солнце, слышался плеск воды.

Солнце стояло высоко.

«История пророка Ибрагима» — так назвал Саид свою проповедь.

И вот он начал:

— …Бездетный Ибрагим не жалел скота своего для жертвоприношений. И говорят ему неумные люди: «Зачем, Ибрагим, режешь ты так много скота, зачем не жалеешь добра?» И Ибрагим отвечал: «Если бы имел сына, то и сына не пожалел бы для аллаха». И вот, слыша такие слова, аллах наградил Ибрагима сыном. Ребенок рос здоровым и разумным, и когда он взял в первый раз в свои руки коран, чтобы постигнуть священную черноту его, в честь этого дня Ибрагим начал строить мечеть. Но мечеть не стояла, стены рушились, до семи раз проваливалась крыша. Тогда Ибрагим вспомнил свой обет аллаху и понял причину непрочности мечети. «Если будет сын, то и сына не пожалею для аллаха». И пошел тогда Ибрагим за отроком и, ничего не говоря ни матери, ни сыну, а, взяв острый, надежный нож и веревку, повел отрока к месту жертвоприношения.

Сердце отца обливалось кровью, а мальчик по дороге резвился и срывал цветы. Появился ивлис в виде человека и стал нашептывать ему: «Знаешь ли ты, куда и зачем ведет тебя отец? Он хочет принести тебя в жертву, он зарежет тебя». Мальчик не поверил ивлису, и ивлис поторопился к матери ребенка. Мать отвечала: «Отец волен над жизнью и смертью сына». Ивлис опять бежит к мальчику, а тот, не желая слушать ивлиса, бросил в него камнем и вышиб ему глаз. «Один раз в жизни попробовал я сказать правду, — воскликнул ивлис, — и вот наказан, больше никогда не буду говорить правды!» Между тем Ибрагим привел мальчика к месту жертвоприношения и говорит ему: «Сын мой! Должен открыться тебе, зачем я привел тебя сюда. Я дал аллаху клятву принести сына в жертву, если будет у меня сын». — «Что же, — отвечает мальчик, — если ты обещал аллаху принести меня в жертву, то выполняй обещание. Что может быть слаще, чем умереть во славу аллаха? Только свяжи меня крепко и не смотри мне в глаза». Три раза Ибрагим заносил нож над горлом мальчика, а нож не режет. Ибрагим бросил нож, и нож при ударе рассек камень. И вдруг говорит мальчик: «Отец, развяжи меня. Я вижу, собрались пророки. Может быть, они думают, что ты принуждаешь меня». Отец развязал сына и видит: в самом деле приближается пророк с жирным