Книга Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7) Гомулка, как и наши казенные писаки отождествляет «нас» с мировыми силами прогресса и мира. Но кто это «мы»? Конечно, коммунисты. Какие коммунисты? Русские, китайские, югославские или израильские (они, как известно, поддержали «агрессию» своего правительства), индийские или параллельные индийские? Нам заявляют, что нельзя закрывать глаза на существование двух германских государств, но не надо забывать, что ФРГ – суверенное государство, а ГДР – наша креатура, а вот мы закрываем глаза на существование ряда в значительной степени враждебных коммунистических партий, причем это разделение – естественное, следствие деспотизма Сталина, Мао Цзе Дуна и проч., т. е. подтверждение того печального, но бесспорного факта, что именно социалистический строй является превосходной базой для развития самого дикого деспотизма (Кастро тоже недурной деспот). Как не вспомнить по этому поводу старика Платона. 8) Гомулка ставит задачи борьбы:
а) с империализмом, но где он? Из старых империалистических держав не осталось ни одной подлинно империалистической. Новая – США, но хотя она и ведет войну с Вьетнамом, но под лозунгом борьбы с мировым коммунизмом и торжественно заявляет, что не намерена присоединить территорию. После войны она как будто ничего себе не присоединила, а свобода Филиппин во всяком случае больше, чем свобода ГДР.
Значит, борьба с коммунизмом отличает империалистов. Несовсем: ведь коммунизмов-то теперь много и не всякая борьба с коммунизмом есть империализм в нашем понимании. Почему мы возмущаемся, скажем, греческим переворотом, почти ничего не пишем об индонезийской Варфоломеевской ночи, истребившей около полумиллиона людей, в том числе почти весь актив коммунистической партии Индонезии? Ведь переворот-то явно проимпериалистический? Потому, что истребили прокитайских коммунистов и тем самым ослабили позиции Китая: хоть и коммунистов истребили, но не наших. Китай определенно вышел на ту же сталинскую империалистическую дорогу, оперирует все время историческими правами, господством над другими национальностями, – «великий китайский» (по-сталински «великий русский») народ, и прочими подлинно империалистическими лозунгами. Империализм легко комбинируется с этатизмом, т. е. с казарменным социализмом при полном обобществлении, вернее, этатизации средств производства, который насаждали и насаждают Сталин, Хрущев, наше советское правительство, Мао Цзе Дун, Кастро и, говорят, Насер и прочие «социалисты»;
б) с милитаризмом («Царю нужны для войска солдаты, подавай же ему сыновей», как поется в рабочей Марсельезе). При «Кровавом» Николае II мирный состав армии был 1 млн 200 тыс., что меньше одного процента всего населения (около 150 млн перед Первой мировой войной). Сейчас у нас армия не менее трех млн человек при населении около 220 млн, т. е. приблизительно 1,5 % населения, не говоря уже о появлении таких видов страшного оружия, которых при царе еще и не было. Мы – страна, по крайней мере, в два раза более милитаристская, чем царская Россия, и это при резком сокращении внешней угрозы. Раньше на западе были – могущественная Германия и Австрия (в общей сложности не менее 130 млн), на юге – Турция (тогда еще значительная страна), на востоке – новорожденная свежая империалистическая страна, Япония (тогда около 70 млн населения). Сейчас на западе Германия невелика, западные наши границы окружают цепь союзных социалистических держав, Япония и Турция – ничто в милитаристском отношении, Китай, как враг, возник всего в несколько лет. Ну, а США? США может нам угрожать лишь ракетами, а для этого огромной армии не нужно. Бессмысленность нашего милитаризма, естественно, на Западе вызывает опасения, что мы стремимся завоевать для первого раза всю Европу, что и рождает иногда оборонительные проекты почти отчаянного характера (взрыв скалы Лорелей, затопление долины Рейна, организация атомных поясов на собственной территории и т. д.). И невозможно сомневаться в том, что Сталин попытался бы, а за ним следом и Хрущев, организовать такое нападение (первым шагом и была ликвидация всякого демократического строя в Венгрии, Польше, Чехословакии, Болгарии, Румынии) если бы не оборонительный союз НАТО, атомная бомба и, далеко не в последней степени, наши продовольственные затруднения. Говорят, Хрущев (вероятно, в пьяном виде) даже выболтался – представим себе, что удастся провести революцию на Западе, но чем мы их кормить будем? В этом смысле мощным фактором нашего «миролюбия» является Лысенко, который привел к позорнейшему современному состоянию сельского хозяйства в СССР. Он, как и Мефистофель в Фаусте, «часть той силы, которая стремится ко злу, но делает благо». Низкий уровень сельского хозяйства – мощный фактор советского «миролюбия»;
в) с реваншизмом. Никто не считал Францию преступной, когда она мечтала о том, чего в конце концов добилась, – реванша путем возвращения Эльзаса и Лотарингии. Мы сверхреваншисты, так как, победив Японию, не только вернули себе южную часть Сахалина, отнятую