Книга Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.) - Ирина Петросян

Отсутствие денег в казне вынудило султана весной 1598 г. выдать на выплату жалованья войску, находившемуся в Венгрии, 40 млн. акче из личной казны229. Все говорило о том, что финансовое положение государства было близким к банкротству. В ход пошли конфискации. Так, во дворец султана перекочевали в апреле 1598 г. сундуки с деньгами из домов смещенного с поста великого везира и посаженного в тюрьму Хадым Хасан-паши230. Такие крайние меры предпринимались и раньше, но никогда еще в них не было столь острой необходимости. Сам Хасан-паша был казнен, возможно, после просмотра султаном дефтеров (тетрадей), в которых великий везир вел запись взяток, которые он получал при назначении им на должности государственных чиновников231. Подобные денежные подношения по случаю назначения на какой-либо государственный пост стали едва ли не узаконенной платой, повсеместно взимавшейся внутри чиновничества сверху донизу. О взятках (рюшвет) с осуждением писали все османские авторы конца XVI — начала XVII веков. Уплаченные суммы становились обычной платой за должностные назначения.

Откупщики, получив у правительства разрешение на сбор каких-либо налогов, одновременно уплачивали баш дефтердару, от которого зависело передать откуп тому или иному лицу, крупные денежные суммы. Мустафа Селяники сообщает, например, что в сентябре 1598 г. откупщики стамбульских таможенных сборов пожаловались султану на баш дефтердара Махмуд-эфенди, который за 10 месяцев своей службы получил с них в виде «подарков» 12 тыс. золотых. Однако его смещение и приход на должность нового дефтердара привели лишь к назначению новых откупщиков вместо прежних232. Бывшему дефтердару повезло — он отделался лишь смещением с должности (помогло заступничество высоких лиц).

Деньги становились главным предметом обсуждения жителей Стамбула. Деньги являлись тем, что единственно интересовало войско, состоявшее на жалованье. Придворные сипахи, получив перед отправкой в Венгрию жалованье в золотых и серебряных монетах, тщательно обследовало их, выразив затем свое крайнее недовольство. По их мнению, выданные им монеты были плохого качества. Чтобы их не заподозрили в мошенничестве и подмене монет, сипахи распечатывали мешки с деньгами в присутствии своих командиров. Полностью удостоверившись в неполноценности монет, сипахи отправились выразить протест к резиденциям великого везира и главного казначея. Последний заявил, что деньги были выданы им в полновесных золотых и курушах, обвинив при этом в подмене денег офицеров и кятибов. Чтобы предотвратить бунт, был издан указ о наказании виновных, а сипахи получили в результате жалованье в полновесных серебряных курушах233.

Плохое качество монеты стало бедствием для войска на жалованье. Торговцы отказывались принимать у янычар и сипахи акче скверного качества, а других денег у них часто просто не было. Это постоянно порождало конфликты и усиливало социальную напряженность в столице. Правительство объявляло официальный курс денег и грозило наказанием тем, кто использовал на рынках монету, побывавшую в руках фальшивомонетчиков234.

С наступлением 1598 г. перед сердаром Сатырджи Мехмед-пашой, зимовавшим в Белграде, встал вопрос о плане новой летней кампании. Незадолго до этого турки потеряли крепость Янык (Дьёр), которой австрийцы сумели хитростью овладеть. Входившие в гарнизон крепости янычары, предававшиеся всю зиму неумеренным возлияниям, оказались мертвецки пьяными в тот момент, когда австрийцы, разрушив с помощью пушечного огня деревянные ворота крепости, ворвались в город. Они не встретили никакого сопротивления, зная об этом заранее от своих лазутчиков. Гарнизонные янычары были почти полностью перебиты. Кроме того, из Темешвара сердару поступали сообщения об успешных действиях против турецких крепостей войска трансильванского князя Сигизмунда Батория235. Одновременно с этим шла активная подготовка антитурецкого восстания в Придунавье, в котором должны были принять участие отряды болгар и валахов. Помощь им обещали оказать Рудольф II и Сигизмунд Баторий. Армия Михая Храброго вступила летом 1598 г. в болгарские земли и прошла по всей северной Болгарии от Видина до Силистры. В письме австрийскому эрцгерцогу Максимилиану от 16 октября 1598 г. валашский князь писал, что сжег Видин, Плевен, Врацу, Флорентин и Оряхово, истребляя имевшиеся в них турецкие гарнизоны236. Защищать здесь турецкие пограничные земли было поручено войскам санджакбеев Рущука, Силистры и Никополя. Комендант сожженного Видина жаловался в Стамбул, что все те, кто должны были оказать ему военную помощь, в том числе янычары-пехотинцы и артиллеристы, не явились к месту сбора, о чем стало известно противнику237.

Войско повстанцев нанесло также туркам поражение под Никополем. Его комендант Хафиз Ахмед-паша, введенный в заблуждение переговорами о мире, который затеял с ним Михай, не ожидал совершенной против него атаки. Имевшиеся при нем 3 тыс. воинов обратились в бегство. Михаю удалось подвезти к турецкому лагерю, подвергшемуся нападению, повозки с пушками, которые Хафиз Ахмед-паша принял за телеги с подарками от валашского князя, о которых ему сообщил посол Михая238. Часть войска Ахмед-паши находилась в это время на охране Рущука и Силистрии. Ахмед-паша бежал в сторону Тырново. Турки понесли большие потери. О незадачливом бей-лербее рассказывали, что он потерял при этом все свое имущество. В руках солдат Михая оказался гардероб паши, и победители устроили себе потеху, нарядив какую-то женщину в платье турецкого военачальника239.

Дела в Болгарии на границе с Валахией были столь плохи для турок, что султан в октябре 1598 г. провел в Стамбуле дополнительный набор в войско. По-прежнему причины турецких военных неудач турецкое правительство видело исключительно в недостаточной численности армии. Было объявлено о назначении сердаром везира Махмуд-паши, к которому должен был присоединиться янычарский баш хассеки с 3 тыс. янычар и полутора тысячами только что зачисленных в янычарский корпус аджеми огланов. Глашатаи разъезжали по столице, объявляя о наборе добровольцев в армию из числа освобожденных от военной службы сипахи и придворных чинов240. Такая необычная предзимняя мобилизация сама по себе свидетельствовала о серьезности сложившегося положения. К делу подключилось духовенство. Шейхульислам Саадэддин-эфенди издавал грозные фетвы против уклоняющихся от участия в походе. В дома придворных мютеферрика, чавушей и кятибов, живших с доходов от предоставленных им крупных зеаметов, врывались посланцы султана и обвязывали им шею веревкой, грозя казнью. Некоторых наказывали битьем. Несколько придворных сипахи-уклонистов было повешено. Всех избегавших военной службы обвиняли в отсутствии мусульманского патриотизма в момент, когда султанские владения подвергались атакам «врагов веры»241. Повсеместно говорили о создании «огромной армии», способной победить своей численностью. Общее мнение высказал автор трактата «Мебде-и канун»: «Малым числом людей дела не сделаешь»242.

В отличие от солдат, далеких от патриотических настроений, некоторые подданные султана готовы были проявить себя совсем иначе. Так, жена назначенного сердаром Махмуд-паши пожертвовала третью часть своего состояния на расходы по ведению «священной войны с неверными» — газа, на финансирование «благих дел»243. А в январе 1599 г., пораженная дурными известиями о положении дел в Болгарии и Венгрии, мать-султанша объявила о том, что жертвует из своих личных средств 20 тыс. золотых монет на ремонт пушечных повозок. На эти же деньги ею были закуплены вьючные лошади. Султанша-мать заявила, что желает, чтобы предоставленные ею деньги были потрачены исключительно на священную войну с неверными244. Однако едва ли эти деньги могли хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию. В Болгарии не угасал огонь антитурецкого восстания. Восставшие, при поддержке отрядов Михая и чет Баба Новака и других, освободили от турецкой власти множество деревень и городов. Из посылаемых в столицу турецких донесений о ходе военных действий было ясно, что в рядах восставших сражались представители всех европейских народов, оказавшихся под властью турок. Захваченные пленники-христиане утверждали, что турки потеряли свою былую славу «носителей справедливости», которая в прежние времена облегчала их многочисленные завоевания, что они утратили силу, ранее дававшуюся им свыше245.