Книга Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл

Он рассматривал большую карту, нарисованную на длинной стене, карту целого мира, склонявшегося перед волей царя Соломона. От Фив до Троады, от Вавилона до Дамаска тянулись закрашенные желтым земли, а по желтому фону разбегались красные линии: Царский путь, Путь Благовоний, Шелковый путь и Приморский путь. Синие полосы обозначали Красное море, открывающее дорогу к Саве и дальше на юг, Черное море, ведущее к землям янтаря, мехов и золота, и Великое море, простиравшееся от Приморских городов до края света на западе.

– Все эти земли покоряются мне, – сказал он ровным и спокойным голосом. – Он не обернулся и не пошевельнулся. – Я управляю всем этим, но не могу властвовать в собственном доме. Странно, правда?

Я знала, что не должна отвечать.

– Отец, – только и сказала я, собравшись с силами.

На миг я подумала, что он так и не повернется ко мне. Потом его плечи расслабились, и он посмотрел на меня, но без улыбки. Такого я не ожидала.

– Что, дочка?

Он говорил сдержанно и ровно – таким я слышала его много раз в суде, когда он объявлял решение.

– Я должна попросить тебя еще об одной милости.

– И ты пришла тихо и украдкой? И не захотела призвать меня к ответу перед народом и первосвященником? – Теперь он говорил с горечью, и я не могла его за это винить.

– Чтобы даровать эту милость, нужно обладать мудрым разумом и великодушным сердцем.

– А я, значит, мудр и великодушен? Так что же тебе нужно, дочка?

– Прежде чем попросить, умоляю тебя еще об одном, – сказала я, поколебавшись, – если ты не сможешь выполнить эту просьбу, никогда ни с кем не говори о ней.

– То есть с тем человеком, которому ты обещала мою милость? Хорошо, дочка, даю слово. Проси.

Вот и все, что он сказал: «Проси». А не: «Проси – и твое желание будет выполнено». Но я не могла отрицать, что он правильно поступает, соблюдая осторожность.

Начать было тяжело, зная, что теперь каждое мое слово оценивается. Меня уже не баловали, как ребенка, а судили, как женщину. «Я прошу не о безделице и не для себя». И отец дал слово никогда больше не упоминать об этом. Стоит ему отказать – и Гелика даже никогда не узнает, что я пыталась.

«Если он откажет, она убьет ребенка и себя». Значит, следовало добиться согласия. Тщательно подобрав слова, я начала:

– Отец, ты великий царь, и в доме твоем много жен. Из всех стран присылали их, чтобы выдать за тебя замуж для укрепления договоров и союзов. И ты относишься к каждой как к царице…

Я остановилась посреди фразы, потому что отец поднял руку. К моему удивлению, он улыбнулся.

– Снова ты сбила меня с толку, дочка, но теперь я понял: ты обещала кому-то мою милость. Хватит нанизывать слова на нить, проси, и, если царь Соломон – Премудрый – сможет выполнить желание Ваалит, царевны Савской, ты получишь то, о чем просишь.

К моему ужасу и растерянности, в глазах защипало. Я изо всех сил начала моргать, чтобы сдержать слезы.

– Можно ли госпоже Гелике поехать со мной в Саву?

– Госпоже Гелике? Дочери Повелителя Коней?

Отец смотрел на меня, явно недоумевая.

– Да, – просто ответила я.

После всех моих раздумий, всех тщательно составленных просьб я почувствовала, что говорить нужно прямо. «Хватит тайн». Теперь следовало просто открыть правду.

– Ее заставили приехать в Иерусалим и выйти замуж. Она ненавидит дворец, ненавидит…

– Меня? – тихо спросил отец.

Я вдруг поняла, что даже едва знакомая женщина может причинить ему боль.

– Нет! Нет, она себя ненавидит. Отец, она была амазонкой, девой-воительницей. У нее не оставалось выбора. Если бы она отказалась, на ее сестер напали бы.

Отец стоял тихо и неподвижно, и по его лицу я ничего не могла прочесть.

– Я не знал, – вот и все, что он наконец сказал.

Но никогда прежде я не слышала в его голосе такой боли.

– Ты не виноват… – начала я.

Отец рассмеялся – резким, словно птичий крик, смехом.

– Когда станешь царицей, дочка, поймешь, что во всем плохом виновата ты. Ведь я – царь, и моя обязанность – знать. Искать правду. Но я не знал. Я принял то, что прислал Повелитель Коней: дюжину ладных жеребцов и сотню прекрасных кобыл. И царевну, чтобы скрепить сделку. Лошадей я осмотрел очень внимательно…

Я уставилась на отца, изумленно приоткрыв рот. Никогда раньше он не говорил с такой горечью.

– Ты не знал, – смогла вымолвить я.

Мне хотелось разрыдаться от гнева, который я видела в его глазах. Он гневался на себя.

– Я должен был знать. Ее нарушение обетов пало на меня, она не виновата. Жив Господь, Ваалит, и на мне вина, и я должен просить у Гелики прощения, встав на колени у дворцовых ворот.

Он вздохнул и схватился за голову, так крепко сжав ее, что пальцы впились в кожу.

– Ты не знал, – повторила я, не желая, чтобы он взваливал на себя эту ношу, – ты не виноват. Но она несчастна здесь, а я… Мне в Саве понадобится собственная телохранительница.

– Я отпускаю ее. Конечно, я отпускаю ее, со всеми почестями, полагающимися царской жене и деве-воительнице.

– А договор с Повелителем Коней?

– Остается в силе. Если я приказываю жене сопровождать мою дочь в ее новое царство, в чем тут бесчестье? – Помолчав, он добавил: – В конце концов, я царь. Кто может отказать мне?

В лицо мне бросилась краска, ведь я-то знала, что не покорилась ему. Мы оба это знали. Я надеялась, что когда-нибудь он простит меня. Но теперь я просила не за себя, поэтому сделала вид, что ничего не заметила.

– Это еще не все, – сказала я. Мне отчаянно хотелось смолчать, но я понимала, что отец должен знать всю правду. – Гелика ждет ребенка. Поэтому она пришла ко мне. Отец, она уверяет, что с ней говорила ее богиня. Родится девочка, чтобы искупить ее клятвопреступление. Гелика хотела, чтобы я взяла девочку с собой в Саву и посвятила ее богине коней. Она поклялась, что зарежет ребенка собственными руками, если я откажусь.

– И ты ей поклялась взять ребенка с собой?

– Я поклялась, что пошлю за девочкой и воспитаю как родную, но сказала, что не буду посвящать ее никаким богам без ее согласия.

– Согласилась ли на это госпожа Гелика?

– Да, согласилась. Она ничего не просила для себя, лишь для своей дочери. Это я придумала взять ее с собой и сделать телохранительницей. Гелике ничего об этом не известно.

– Ничего для себя…

Казалось, отец смотрит сквозь меня, на что-то, видимое лишь ему. И, когда он вернулся из того мира, я взглянула в его глаза и увидела, как они блеснули, словно отец тоже пытался сдержать слезы.