Книга 13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Вальтер Моэрс

Падение в пространственную дыру заставило публику дружно ахнуть, — такого смелого поворота фантазии никто не ожидал, хотя это и была чистейшая правда. С точки зрения классической гладиаторской лжи она была слишком экспериментальна, чересчур абстрактна, революционна и авангардна. Мимикой и жестами я постарался наглядно продемонстрировать состояние вульгарной кататонии, поведал зрителям о бесконечности универсума, о красоте туманности Андромеды и о причудливых орнаментах на коврах в 2364-м измерении. Мое возвращение на Землю, мой, в прямом смысле слова, невероятный прыжок в ту же самую пространственную дыру, в которую я упал вначале, — уже одно это заявление с точки зрения классических канонов лжи было неслыханной дерзостью — заслужил у разогретой публики девять с половиной баллов.

Лоб Факира покрывала уже целая армия капелек пота, и они были теперь вполне различимы, по крайней мере для зрителей первого ряда. Он принялся было рассказывать очередную историю, но уже после первого предложения одна из капелек покатилась вниз и, словно сорвавшийся со скалы альпинист, повисла у него на брови. Нусрам снова открыл рот, и тут со лба у него сошла целая лавина капель пота. Соленая жидкость затекала ему в глаза, он отчаянно моргал, но не решался открыто ее смахнуть.

Впервые за долгие годы своих выступлений он сбился и вынужден был начать все сначала, потом снова потерял нить повествования и в растерянности остановился на середине истории. Пот ручьями катился у него со лба и капал на гладиаторскую мантию.

Публика оторопела. Такого не случалось еще ни с одним гладиатором, даже с самым последним среди новичков. За всю историю гладиаторских игр рассказ гладиатора не вызвал вообще никакой реакции. Гробовая тишина в зале. Ноль баллов.

Раунд девяносто девятый

Мое суровое путешествие по Сладкой пустыне заставило попотеть не только Факира, но и зрителей. Я постарался как можно точнее пародировать внезапные приступы смеха, которые случались с чудичами под воздействием чудны́х грибов, и они оказались такими заразительными, что передавались залу. Рассказ о Шарах-иль-аллахе, о том, как мы поймали Анагром Атаф, и о жизни в полустабильном городе-мираже буквально заворожил публику. А я еще прибавил к ним торнадо, город стариков и наш невероятный, отчаянный побег.

Бурные овации, десять баллов, лучший результат за долгое время. Только вот репертуар мой на этом подходил к концу. Эпизод с головой боллога я рассказывать не хотел. Большую голову было видно из Атлантиса, так что это могло меня выдать. До такой степени опустошения фантазии я еще ни разу не доходил.

Если у Факира появится хотя бы слабая искорка какой-нибудь идеи, для меня все кончено. Да что там искорка, самый жалкий, самый робкий намек на нее, самый ничтожный её отсвет — и я проиграл.

Он поднялся со своего трона и принял ту драматическую позу, которая уже не раз на протяжении нашей дуэли свидетельствовала о том, что он готов идти ва-банк.

— А теперь, — произнес он не лишенным пафоса голосом, — я намерен сообщить вам нечто сенсационное, нечто невероятное, чего вы от меня еще не слышали.

Вот хитрец. Одно слово, Оригинальный. Опять оставил меня в дураках. Я понятия не имел, какой козырь еще был припрятан у него в рукаве, но мне было все равно. Он сделал это. Он победил. Он лучший из лучших.

Тут он сорвал с себя гладиаторскую мантию и с размаху швырнул ее мне под ноги:

— Я сдаюсь. Ты победил, поздравляю.

С этими словами он гордо покинул сцену.

Дуэль закончилась.

Хаос. Что тут началось! Кто-то вскочил и помчался к тотализатору поскорее получить выигранные деньги, кто-то бросился на сцену носить меня в честь победы по Мегатеатру. Я только успел заметить, как Вольцотан Смейк что-то рявкнул своей свите, выразительно указав в мою сторону. Гемлут нервно комкал шляпу, а потом меня подхватила толпа.

Я, словно бумажный кораблик, заплясал на волнах из тысячи рук. Меня раскачивали, бросали из стороны в сторону. Ничего не поделаешь, таков древнейший гладиаторский ритуал. Подобное со мной проделывали нередко, но такого неистовства я все же не помнил. Они трясли меня, как тряпичную куклу, хватали за лапы. Толпа просто взбесилась, я боялся, что они в конце концов разорвут меня на части.

На каждой лапе у меня висело по парочке зельцев, они тянули в разные стороны. Я уже не сомневался, что меня четвертуют, как вдруг земля задрожала.

Сначала никто не обратил на это внимания. Землетрясения в Атлантисе случались довольно часто, тем более что это было совсем слабое, — подумаешь, погремело немного, потрясло, вокруг и так все ходило ходуном. Только грохот этот вскоре превратился в опасный клокочущий рев. Зельцы отпустили меня, я рухнул на землю.

Земля тряслась с такой силой, как еще ни разу за все время моего пребывания в Атлантисе. Все вокруг смешалось, часть стены Мегатеатра рухнула. К счастью, здание не имело крыши, иначе без жертв было бы не обойтись. А так упавшими в зал колоннами придавило только бак с кукурузой. Брызгами горячего жира накрыло парочку йети, но этим толстокожим разве что-нибудь сделается…

Громче всех вопили натифтофы и длинноногие берты. Гигантская трещина разрезала лестницу и арену, проглотив несколько сидений и часть сцены вместе с измерителем громкости аплодисментов. Ослепительная синяя молния вырвалась оттуда и спустя мгновение исчезла в темном ночном небе.

Потом вдруг все снова стало тихо.

Кто-то тронул меня за плечо:

— Идем, га, надо сматываться!

Это был Гемлут. По пути в гримерную, куда мы поспешили, чтобы забрать кое-какие вещи, он сообщил мне, что Смейк вне себя от ярости.

— Придется бежать из Атлантиса. Он наверняка проиграл на тебе кучу пирас.

— Знаю.

— Знаешь?!

— Да. Потом объясню. Хватаем вещи и делаем ноги. Мне нужно хотя бы переодеться, в этой мантии далеко не уйдешь.

Мы бежали по темному коридору под Мегатеатром. Факелы на стенах не горели, их, видимо, потушило обвалившейся штукатуркой или же ветром, который всегда поднимался в Атлантисе во время землетрясений.

Я толкнул дверь гримерной. Гемлут чиркнул спичкой, чтобы мне посветить. Быстро сбросив мантию, я схватил обычную свою одежду.

— Что мы теперь будем делать, га? — поинтересовался Гемлут.

— Понятия не имею.

— У нас даже нет денег, га. А у Смейка повсюду свои люди. Нет, далеко нам не уйти.

— Значит, уйдем в канализацию.

— Там же люди-невидимки!

— Ну и что? Ты видишь другую возможность?

В дверь постучали. Мы оба испуганно замерли.

В гримерную просунулась голова Смейка: