Книга No Logo. Люди против брэндов - Наоми Кляйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гайтелсон, возможно, понимал, что Nike напугана, — но все же не настолько Сразу стало ясно, что переговоры зашли в тупик, и совещание превратилось в простую перепалку. Два высокопоставленных менеджера компании должны были выслушивать, как директор Edenwald-центра Джесси Коллинз сравнивала азиатские потогонные цеха компании со своим собственным личньну опытом, когда она ребенком собирала хлопок на Юге. Там, в Алабаме, говорила она Менеджеру, ей платили 2 доллара в день, как сегодня платят индонезийцам. «Может быть, многие американцы никак не связывают положенш этих рабочих со своей собственной жизнью, но я-то связываю».
Вейда Менеджер вернулся в Орегон ни с чем, и демонстрация состоялась согласно плану при участии двухсот человек из одиннадцати культурных центров Нью-Йорка и окрестностей. Подростки — по большей части 11-13-летние — свистели, кричали и вывалили несколько прозрачных мусорных мешков со старыми пропахшими «найками» у ног охранников, специально выставленных в кордон для охраны священной собственности Nike. Вейд Менеджер снова прилетел в Нью-Йорк, чтобы взять под контроль аварийную ситуацию, но что он мог сделать? Событие освещали местные телеканалы, а также программа новостей ABC и газета New York Times.
И так уж неудачно — для Nike — сложилось, что публикация в Time оказалась на соседней полосе с другим материалом о компании. Наглядн иллюстрируя актуальность протеста, статья рассказывала о 14-летнем мальчике из Бронкса, убитом другим мальчиком, 15-летним, который избил его и оставил лежать на рельсах подземки перед приближающимся поездом. Заголовок гласил: «По словам полиции, подросток погиб из-за своих кроссовок и пейджера». Марка кроссовок? Air Jordan. Приводились слова матери убийцы — ее сын связывался с разными шайками, потому что хотел «носить хорошие вещи». Друг убитого объяснил, что носить модную одежду и иметь пейджер стало для детей бедняков способом «почувствовать себя важным человеком».
Черные и латиноамериканские дети у дверей Nike Town на Пятой авеню чувствовали себя в окружении камер и любопытствующих зевак тоже «весьма важными». Встретиться с Nike «носком к носку», как они говорили, оказалось даже веселее, чем носить «найки». Один из юных активистов — 13-летний мальчик из Бронкса, — уставившись в объектив направленной ему в лицо камеры телеканала Fox News, пригрозил Филу Найту: «Nike, мы тебя создали, мы можем тебя и убить».
Самое, пожалуй, удивительное в этой антинайковской кампании протеста — ее устойчивость. После четырех лет пристального внимания общественности история Nike все еще в ходу (как, разумеется, и брэнд Nike). Но пусть большинство корпоративных скандалов благополучно гасятся демонстрацией «раскаяния» и несколькими глянцевыми рекламными материалами с детишками, счастливо резвящимися под преступными логотипами, — с Nike все иначе. Число сообщений в новостях, расследований практики трудовых отношений и научных изысканий, свидетельствующих о проливаемом за загогулину поте, не собирается уменьшаться, и критики Nike не устают расчленять стабильный поток материалов, производимых пиаровской машиной компании. Их никак не впечатлило участие Фила Найта в работе Особой комиссии Белого дома по проблемам использования потогонной системы труда, несмотря на бесценный снимок с президентом Клинтоном на пресс-конференции в Роуз-Гардене. Они кромсали и препарировали отчет об исследовании, которое Nike заказала правозащитнику Эндрю Янгу, доказывая, что Янг увильнул от вопроса о том, являются ли ставки зарплаты на фабриках Nike бесчеловечно эксплуататорскими, и нападая на него за то, что при посещении фабрик в Индонезии и Вьетнаме он пользовался услугами переводчиков, которых предоставила ему сама компания. Что же касается еще одного заказного исследования, на этот раз проведенного для Nike группой студентов бизнес-школы при Университете Дартмута, которые пришли к заключению, что рабочие во Вьетнаме на 2 доллара в день живут хорошо, — то это исследование проигнорировали практически все.
Наконец, в мае 1998 года Фил Найт вышел из-за выстроенного его «спин-докторами»[34]кордона и созвал в Вашингтоне пресс-конференцию, чтобы обратиться к своим критикам напрямую. Первым делом Найт посетовал на то, что его изображают «корпоративным плутом, образцово-показательным корпоративным негодяем своего времени». Он признал, что его обувь «стала синонимом рабских ставок, насильственной сверхурочной работы и неконтролируемых злоупотреблений». Затем под шумные возгласы одобрения он обнародовал план улучшения условий труда на фабриках компании в Азии. Там были установлены новые, более жесткие требования к качеству воздуха в рабочих помещениях и нормы использования химикатов на фабриках. Там было обещание проводить школьные занятия на территории некоторых индонезийских фабрик и не принимать на обувные предприятия работников моложе 18 лет. Но там не было сказано ничего существенного в отношении допуска на фабрики независимых инспекторов и не шла речь о повышении ставок заработной платы для рабочих. Впрочем, Найт пообещал, что подрядчики не будут больше обращаться к индонезийскому правительству, чтобы для них делали исключение в части соблюдения закона о минимальной оплате труда.
Этого оказалось недостаточно. В том же сентябре правозащитная группа Global Exchange, один из суровейших критиков компании, выпустила настораживающий отчет о положении индонезийских рабочих в условиях экономического и политического кризиса в стране. «Рабочие, производящие обую для Nike, получали мало еще до того, как их валюта, рупия, начала в 1997 год стремительно падать, но теперь долларовый эквивалент их ставок упал с 2,4 доллара в 1997 году до 80 центов в день в 1998 году». Тем временем, говорится в отчете, при взлетающих ценах на товары рабочие «прикидывают, что стоимость жизни возросла на 100-300%». Global Exchange призвала Nib удвоить ставки своим индонезийским работникам, что обошлось бы компа нии в 20 миллионов долларов в год — ровно столько, сколько она ежегоднс платит Майклу Джордану за рекламу своей продукции.
Nike, естественно, ставок не удвоила, но три недели спустя повысила зарплату 30% индонезийских рабочих на 25%. Но и это не смогло утихомирить толпу у дверей супермагазинов, и спустя пять месяцев Nike выступила снова, на этот раз с тем, что вице-президент по социальной ответственности компании Мария Эйтел назвала «актуальной для компании повесткой дня в части социальной ответственности». Начиная с 1 апреля 1999 года рабочие получат еще 6% прибавки к зарплате. Кроме того, компания открыла доступ на фабрику близ города Хошимина независимым инспекторам по охране труда, которые нашли, что условия там существенно улучшились. Дэра О'Рурк из Калифорнийского университета в Беркли написал в отчете, что на фабрике «за последние 18 месяцев произошли важные изменения, в том числе, насколько можно судить, существенно снизился контакт рабочих с ядовитыми растворителями, клеями и прочими химикатами». Самое замечательное в этом отчете то, что исследование О'Рурка и вправду было независимым: ведь это он двумя годами раньше привел компанию в бешенство, когда сделал достоянием гласности отчет о проведенном фирмой Ernst&Young исследовании, показавшем, что Nike игнорирует множество нарушений на этой же самой фабрике.