Книга Так убивать нечестно! Рождественский кинжал - Джорджетт Хейер

– Совершенно верно.

– Как насчет оценочной стоимости фирмы?

Стивен вытащил трубку изо рта.

– Если считать за последние три года – кусок стал пожирнее, а?

– Не понимаю, на что вы намекаете! – вскипел Моттисфонт.

– На то, что вы от этого здорово выиграли, – улыбнулся Стивен.

Его замечание привело Моттисфонта в такую ярость, что вмешаться пришлось не только Джозефу, но и Блису. Пока они старались перекричать друг друга, Стивен стоял в стороне и с саркастической улыбкой курил трубку, а инспектор краем глаза следил за его реакцией и прислушивался к возбужденным возгласам Моттисфонта.

Джозеф со слезами в голосе умолял Моттисфонта быть осторожнее и не говорить слова, о которых потом пожалеет; в конце концов Моттисфонт завопил, что сыт по горло его советами и не удивится, если он и Стивен с самого начала были заодно.

Оскорбленный Джозеф тут же продемонстрировал, что хорош не только в ролях второго плана, как утверждала его жена, но легко справится и с амплуа героя-трагика. Горечь и ужас зазвучали в его голосе, когда он с гневом отверг обвинения, а затем, шатаясь, отступил от своего обидчика.

Инспектор отдал должное вдохновенной сцене, но все-таки решил ее прервать. Он дал понять, что спектакль закончен и актеры могут расходиться. Стивен немедленно покинул комнату. Моттисфонт, отпустив пару туманных замечаний по поводу семейства Джерардов, последовал за ним. Хемингуэй перевел взгляд на Джозефа, но тот не сдвинулся с места.

Когда за Моттисфонтом закрылась дверь, он воскликнул:

– Нервы часто играют с нами злые шутки, инспектор! Надеюсь, вы достаточно опытный человек и не станете обращать внимание на то, что говорят люди под действием стресса. Мой старый друг Моттисфонт пережил ужасное потрясение. Это выбило его из колеи. Поверьте мне, прошу вас!

– Верю, – кивнул Хемингуэй.

– Мне кажется, тут не обошлось без провокации, – сухо вставил Блис.

– Да, конечно, – согласился Джозеф. – У Стивена острый язык. Я его не извиняю. Но все-таки я знаю его лучше, чем многие другие, и могу заверить, что его слова тоже были в определенном смысле спровоцированы. После смерти моего бедного брата Моттисфонт стал относиться к нему враждебно.

– Почему? – спросил Хемингуэй.

Джозеф развел руками.

– Не вижу для этого никаких причин, разве что некоторая ершистость моего племянника. Стивен хочет знать, что произошло, если вы понимаете, о чем я. Часто он ведет себя очень грубо, хотя это ничего не означает. И потом, Моттисфонт к нему слегка ревнует, что совсем уж глупо!

– Можете ли вы подтвердить, что мистер Стивен влиял на вашего брата, сэр?

– Нет, вряд ли. Хотя мой брат очень любил его. И Стивен тоже питал к Натаниэлю глубокую симпатию, что бы там ни думал Моттисфонт. Вы же знаете, как это бывает, инспектор! Мой племянник не из тех, кто любит выставлять свои чувства напоказ, поэтому многие считают его бессердечным. Бедный Моттисфонт был буквально убит смертью моего брата! Стивен, конечно, тоже, но он этого не показал, и Моттисфонт решил… В общем, я не знаю, что он там решил, но история с портсигаром вызвала с его стороны совершенно неуместные намеки. Надеюсь, я сумел положить этому конец. Да, старый дядюшка еще пригодится!

– Мистер Моттисфонт счел подозрительным, что портсигар находился в комнате мистера Джерарда?

– Вряд ли он зашел настолько далеко! В любом случае я уверен, что портсигар тут ни при чем. Можно найти сотню объяснений, как он оказался в спальне брата.

– Мистер Джерард, – продолжил Хемингуэй, – а вы когда-нибудь говорили племяннику, что помогали составлять завещание своему брату?

– Нет, никогда, – быстро ответил Джозеф. – Это был бы совершенно неприемлемый поступок. Не обращайте внимания на то, что говорит Моттисфонт: будто бы я намекал Стивену, что он наследник Натаниэля! Уверяю вас, ничего подобного не происходило. Единственный человек, которому я сделал маленький намек, да и то в самых общих выражениях, это мисс Дин.

– Что вы ей сказали, сэр?

– Я уже не помню… Ничего такого, что могло бы навести на мысль… Кажется, я сказал ей, что мой рот на замке. Видимо, мне не следовало это говорить, но, Боже мой, у меня были самые лучшие намерения! Мне и в голову не приходило, что это может иметь ужасные последствия. Я хотел немного разрядить атмосферу, только и всего.

– Между мистером Стивеном и покойным?

– Ну да, – признался Джозеф. – Думаю, ни к чему скрывать, что мой брат был в очень скверном настроении. Его мучил радикулит, да еще эта проблема с Моттисфонтом, не говоря уже про пьесу молодого Ройдона. Я изо всех сил старался успокоить его, и, не стану врать, меня пугала мысль, что Стивен все себе испортит, если чем-либо досадит дяде. Вот почему я побеседовал с мисс Дин.

– Значит, если ему не сказала об этом мисс Дин, мистер Стивен не догадывался, что дядя оставил ему наследство?

– Я не знаю, что ему говорил мой брат, но могу вас заверить, что я не сказал ему ни слова.

Инспектор вновь продемонстрировал свою исключительную память.

– Но когда мистер Джерард и его племянник поссорились после чтения пьесы мистером Ройдоном, разве мистер Джерард не заявил, что «внесет кое-какие изменения»?

– Я этого не слышал. В любом случае он вполне мог сказать что-нибудь такое сгоряча.

– Но разве слова вашего брата не предполагают, что мистер Стивен знал о содержании завещания?

– Наверное, предполагают, – с несчастным видом согласился Джозеф. – Но вы же не думаете, что Стивен… нет, это невозможно! Я никогда в это не поверю!

– Я ничего не думаю, сэр, просто выясняю обстоятельства дела.

Джозеф снова в отчаянии заломил руки.

– Ах, можете считать меня старым дураком, но я понимаю, к чему вы клоните! Да, все свидетельствует против моего племянника, но я уверен, что убийца не находится под этой крышей!

– Почему, сэр? – быстро спросил инспектор. – У вас есть основания так считать?

– Иногда интуиция гораздо важнее, чем любые основания, – заявил Джозеф.

– Боюсь, мне придется поверить на слово, – пожал плечами Хемингуэй. – Хотя опыт всегда доказывал мне обратное. Но мало ли что бывает.

– Главное, смотрите на ситуацию непредвзято, – взмолился Джозеф.

– Мне за это платят, – резко возразил инспектор. – А теперь, с вашего позволения, я хочу побеседовать с мистером Блисом.

Джозефу оставалось только удалиться. Он покинул комнату с видом мучительной тревоги, омрачавшей его ангельское чело. Блис проводил его улыбкой.

– У него добрые намерения, инспектор, – заметил он.

– Да, это порок, от которого часто страдает множество людей, – кивнул Хемингуэй. – Я даже думаю, что убийства могло бы и не быть, если бы мистер Джозеф со своим прекраснодушием и желанием сеять добро не собрал бы всю компанию в одном доме.