Книга Правила первокурсницы - Аня Сокол

Это был огненный хаос, огненный грохот. И среди всего этого безумия, я вдруг ощутила чужой взгляд и встретилась с чужими глазами. С чужими и знакомыми одновременно. Они были светлыми, совсем, как у Альберта, совсем, как у первого змея. Его ледяной взгляд резал, словно чирийская сталь.

— Прочь, — проговорил он одними губами, а его руки по-прежнему лежали на камне у нас под ногами. — Пошла прочь! Беги отсюда! Беги! — Он почти кричал.

А мраморный пол расходился трещинами возле его ног, возле ног того, что держал меч. Они оба вскочили, разбегаясь в разные стороны. Боль в очередной раз захлестнула меня, а тьма захлестнула мраморный зал. Человек с мечом оглянулся, и в отчаянии воткнул меч в черную расползающуюся пропасть в глупой, невозможной, а главное бесполезной попытке остановить тьму.

Он еще не знал, что тьму не остановить, что если она вырвалась, то накроет тебя с головой. Как меня, когда я закрыла глаза. Тьма окружила со всех сторон, спеленала, словно младенца и убаюкала, укрыла непроницаемым пологом от боли. Я была готова поблагодарить ее за то, что она есть. Тьма есть. Боли нет. Это уже было так много. Это уже было благо.

Если такова смерть, то она была милосердна, чтобы там не говорили Дженнет или Цецилия, чтобы я не слышала… А я слышала, сперва отдаленно, словно чье-то бормотание за закрытой дверью. Слышала неразборчивые крики, которые казались мне такими незначительными.

— Астер!

— Что она делает?

В них не было ни силы, ни смысла.

— У нее магический срыв!

— Прекрати! Пусть она прекратит!

— Нет! Выверни это место наизнанку, кузина!

— Она сейчас тут все разнесет!

Просто звуки, как крики птиц по утрам.

— Сделайте что-нибудь!

— Что?

— Что угодно. Или вас вполне устроит братская могила? — последнее несомненно спросил Крис, его голос я узнаю даже на смертном одре. Он один говорил так, словно предлагал всем не умереть, а выпить кинилового отвара.

— Могила меня бы вполне устроила, — произнес напряженный голос, а потом последовал хлесткий приказ: — Олентьен!

Голос двоился, словно приказ отдали два человека одновременно. Олентьен — еще одно пустое слово.

Я ощутила укол в шею, но он был таким далеким, таким неважным по сравнению с огнем, что разливался по венам. Комариный укус, не более.

— А если это не поможет? Если уже поздно?

— Что ты молчишь?

— Обдумываю вариант с общей могилой.

— Никогда не бывает поздно! Никогда! — Я ощутила легкое, как перышко прикосновение, и оно парадоксально оказалось куда весомее слов. — Никогда, слышишь, Ивидель! А если ты собралась спалить тут все, то начни с меня. Начни с нас с тобой!

«Нас» — какое хорошее слово.

Начни с нас с тобой…

Спалить тут все…

Если вас устроит братская могила…

У нее магический срыв…

У нее… С нас… Начни…

Слова оказались не такими уж и бесполезными, не такими пустыми. Они как заряды метателя ударялись о темноту, об огненную пелену боли. Один удар за другим.

Ивидель…

Нас…

Срыв…

Я услышала хрип и поняла, что он мой собственный. Ощутила жар и тяжесть в руках, ощутила чужое прикосновение. Голоса рывком приблизились, словно кто-то наконец распахнул дверь и стащил с моей головы черную тряпку. Я открыла глаза и вернулась в зал с колоннами, в зал с потрескавшимся мрамором, туда, откуда меня унесла огненная боль. Я все еще ощущала ее в спине, на кончиках пальцев, в коленях и ступнях. Девы, я снова чувствовала ступни.

— Ну как там на том свете, Астер? — услышала я голос Дженнет. — Как там богини?

— Тебе привет передавали, — прошептала я, глядя в синие глаза. Одной рукой Кристофер обнимал меня, а во второй сжимал уже знакомый иньектор. За его спиной стоял Мэрдок. Гэли сидела с другой стороны и сжимала мое плечо. Ее пальцы были холодны как лед, словно в противовес моим горячим.

— Тебе не сбежать от меня, Ивидель, даже к вашим богиням, — прошептал Кристофер.

— Скорее вас ждут мои соотечественники в разломе, — сказал все еще сидевший на каменном троне князь.

Я оглядела зал. Пол, стены, колонны и даже потолок светились огненными росчерками.

— Астер превратила зал стихий в драгоценную шкатулку, — констатировала Дженнет.

— Я? Но… Что случилось? — Я попыталась приподняться, но тело оказалось вялым и непослушным, словно очень долго лежишь в одной позе, а потом не можешь вернуть подвижность суставам.

— Не хотите поблагодарить, леди Астер? — спросил Арирх.

Я перевела вопросительный взгляд на Оуэна, но тот не спешил ничего объяснять.

— Иви, ты… — быстро заговорила Гэли. — Ты призвала столько магии!

Подруга смотрела со страхом. Все они так смотрели, и Мэрдок и Мэри, Дженнет и даже демоны, а вот во взгляде Альберта читалось одобрение. Только Рыжей, казалось, не было особого дела до того, что происходило в зале стихий, да Александру Миэру, который смотрел только на нее. Я увидела их всех и даже магистра Олентьена, а еще пропавшую Цецилию, которая помогала подняться на ноги Аннабэль Криэ. Я увидела их всех разом.

— Никогда не видела столько зерен изменений, — добавила Мэри.

— Она все сделала правильно, — неожиданно сказал Вьер, открывая глаза, и девушка бросилась к тиэрцу. — Разлом — это рана на теле нашего мира и чтобы его залечить, нужна магия, — он явно повторял чужие слова, правда, голос парня становился все тише и тише. — Теперь я понимаю, что это значит… нужно чтобы вы все… все…. — Что булькнуло у него в горле и парень потерял сознание не договорив.

— Вьер! — Мэри склонилась к его лицу.

— Восхитительно, — высказался затворник, и его голос словно вернул нас обратно, заставив вспомнить кто мы и чем тут занимаемся. Еще минуту назад мы стояли все вместе, напуганные и непонимающие, а одно презрительно брошенное слово расставило все по своим местам, раскидало по разные стороны баррикад.

Мы все еще были в зале стихий.

Разлом все еще не был закрыт.

Демоны все еще занимали тела людей.

— Кто будет лечить Эру? — иронично уточнил затворник. Мы промолчали. — Никто? Я почему-то так и думал.

Возможно, стоило его послушать, стоило сделать шаг вперед, призвать зерна изменений и продолжать напитывать ими стены, вот только… Мы толком не знали, что нужно делать, напитаем, а дальше? А еще, на это не так-то просто было решиться. Только безумец бросается в бой, не думая о последствиях. Мы были не безумцами, мы были всего лишь детьми, недавно выбиравшимися из-под родительской опеки, а от нас требовали ни много ни мало спасти мир.