Книга Воля богов!. Повесть о Троянской войне - Леонид Свердлов

— Понятно, — с улыбкой сказал Гермес и взлетел.

Он начал было поворачивать в сторону Олимпа, но, поднявшись над деревьями, заметил идущую по лесу нимфу Энону и спустился, чтобы её поприветствовать.

— Привет, Гермес, — озабоченно ответила Энона. — Ты не видел Париса?

— А зачем тебе понадобился Парис? — игриво подмигнув, спросил посланник богов.

Энона посмотрела на него удивлённо и даже несколько обиженно:

— Как зачем? Он мой муж.

Гермес покачал головой и, подумав мгновение, серьёзно ответил:

— Нет, Энона, твоего мужа я не видел.

После этого он попрощался с нимфой и полетел к Олимпу.

Стрелы Эрота

Вечерело. Закатное солнце освещало Олимп розоватыми нежаркими лучами. Гера с Афиной сидели на ступенях дворца Зевса и грызли орехи. Вообще-то они никогда не были подругами, но в последнее время их часто видели вместе.

Боги уже расходились по дворцам, готовились к отдыху после дневных трудов. Где-то за углом нарушил вечернюю тишину звон доспехов бога войны Ареса, возвращавшегося с какой-то междоусобной стычки.

— А Гефест-то опять на всю ночь куда-то умчался, — довольно громко сказала Гера, как бы между прочим.

— Ах, как жаль его красавицу! — с притворным чувством воскликнула Афина.

После суда Париса они обе называли Афродиту не иначе как красавицей.

— Да, пропадают её прелести без мужской ласки, — согласилась Гера. — Уж как она страдает, бедняжка, как изводится! Надо будет попенять моему сыну, чтобы он уделял ей больше внимания.

Звон доспехов на несколько секунд умолк, а потом послышался снова, но уже тише. Перед богинями появился Арес. Он, неуверенно ступая, подкрался к дворцу Гефеста, приоткрыл дверь и застенчиво сказал: «Я к кузнецу… Он мне меч должен сковать». Богини безразлично пожали плечами.

Арес боком просочился в полуоткрытую дверь и быстро пошёл в спальню Афродиты. Та полулежала на кровати, изящно отставив босую ножку.

— Я к Гефесту, — краснея, повторил Арес. — Он мне меч… А его нет.

— Нету его, — подтвердила Афродита, лениво растягивая слова.

Она склонила голову набок, кокетливо взглянула на неожиданного гостя хитрющими глазами и, накручивая локон на пальчик, спросила:

— А что?

Сразу после захода солнца уже засыпавший Олимп разбудил дикий визг, сливающийся с грязной руганью. Ошарашенные боги выбегали на улицу и тянулись к дворцу Гефеста, откуда и доносились вопли. Дверь была раскрыта, у входа всех встречал хозяин дворца и с коварной улыбкой приглашал пройти в спальню Афродиты. Зрелище, которое там увидели боги, никого не оставило равнодушным: над кроватью висела сеть, свитая из тончайших, почти невидимых, но очень прочных металлических нитей, а в ней барахтались голые Афродита и Арес. Афродита в голос ревела, а Арес только вращал глазами и скрежетал зубами от бессильной злобы.

— Вы только посмотрите, боги добрые, что моя благоверная вытворяет, стоит мне из дома уйти! — разглагольствовал Гефест.

— Мещанин! Ревнивая скотина! — сквозь слёзы выла Афродита. — Ничего не было! Мы только целовались!

Но её слёзы ни у кого не вызвали жалости — только смех.

— Ты хоть успел чего-нибудь? — давясь от хохота, спросил Ареса Гермес.

— Перестань! — одёрнул его Аполлон, сам, впрочем, не сдерживавший смех. — Что ты его изводишь? Ему и так плохо.

— Разве плохо? Я бы сейчас с удовольствием поменялся с ним местами.

— Ты что! Стыд-то какой!

— Не понимаю, чего тут стыдиться.

В дверях показалась Афина. Она была единственной богиней, решившейся посмотреть на непристойное зрелище. Любопытство и желание насладиться позором Афродиты пересилили общественные предрассудки. Впрочем, войдя, она тут же вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Завидуешь, стерва! — крикнула на неё Афродита.

— Чему тут завидовать? — ответила Афина.

Вечная ошибка, свойственная не только лишь богам: всякому хочется возбуждать в других зависть, но стать объектом чьей-то зависти вряд ли кому-то хочется. Афродита и сама понимала, что зависть других богинь ничего не принесёт, кроме неприятностей, но и теперь бы не отказалась от кислого яблока, вручённого ей Парисом.

Свистнула тетива, и золотая стрела со звоном отскочила от доспехов Афины. Та рассерженно обернулась и, найдя взглядом спрятавшегося за спиной Аполлона Эрота, показала ему кулак.

В спальню вошёл Посейдон и возмущённо потряс трезубцем.

— Что же ты вытворяешь, пена ты морская! — заругался он на Афродиту. — Совсем срама не боишься!

— Это не я, — рыдала Афродита, — это всё Эрот — гадкий, пакостный мальчишка! Он меня подстрелил.

— Ладно, кончай уж это дело, — обратился к Гефесту Посейдон, — не позорься. Тут же дети, — Посейдон кивнул на Эрота, — а ты этакую порнографию распространяешь.

— А я, может, моральную компенсацию требую.

— Арес заплатит — отпусти его.

— А ну как не заплатит? Я его отпущу, и поминай как звали.

— В этом случае я за него заплачу. Я-то от тебя убегать не стану.

Гефест было задумался, но вдруг снова свистнула тетива. Гефест вздрогнул и с интересом посмотрел на Афину.

— А ведь знаешь что… — сказал он ей, неожиданно заулыбавшись.

— Не подходи! — пробормотала Афина, судорожно ища у себя на боку меч. — Стой, животное! Не приближайся!

Но шаги Гефеста становились всё быстрее. Афина заверещала и бросилась бежать. За ней опрометью кинулся Гефест. Им вслед смеялись все, даже Афродита, только у неё это был смех сквозь слёзы.

День рождения Париса

Вечером, вернувшись со стадом на скотный двор, Парис застал там своего хозяина Агелая, разговаривающего с царскими слугами.

— Царь забирает нашего лучшего быка, — сказал Парису Агелай.

— Завтра будут спортивные состязания в память об умершем царевиче, — пояснил один из слуг. — Главным призом будет этот бык. Кстати, вы все тоже приглашены.

— Жалко быка, — сказал Парис. — Но за приглашение спасибо. Это будет мне хороший подарок на день рождения. Я ещё никогда не был на спортивных состязаниях.

Как раз завтра Парису исполнялось восемнадцать лет.

Он сидел на траве на берегу ручья и играл на свирели. Когда он замолкал, было слышно тихое и монотонное журчание. Тусклый лунный свет освещал лицо Эноны, лежавшей рядом, положив ему голову на грудь.

— Не ходил бы ты завтра ни на какие состязания, — сказала Энона. — Мы и тут славно отпраздновали бы.