Книга Петр Великий и царевич Алексей - Дмитрий Иловайский

Итак, при всей внезапности описанной выше сцены свидания царевича с вице-канцлером ввиду быстрого затем и благосклонного решения императора можем догадываться, что появление Алексея в Вене и просьба об убежище не были там полною неожиданностью и что сообщение Александра Кикина о предшествующих переговорах с Шенборном при посредстве Весе-ловского не было его выдумкой. Нельзя также не отдать справедливости природному уму и наблюдательности царевича, который в минуту вынужденной откровенности высказал столь верный взгляд на свое собственное положение и ярко очертил несимпатичные стороны, присущие и ему самому, и главным действующим лицам трагедии.

Меж тем Петр тщетно ожидал царевича. В этом ожидании прошло месяца полтора, и, когда уже не было сомнения в его бегстве, царь 2 декабря отдал приказ командующему русским войском в Мекленбурге генералу Вейде послать надежных людей на разведку. Он послал двух офицеров из немцев, которые ездили в Пруссию и Австрию и ничего положительного не узнали. Но в то же время Петр вызвал из Вены своего резидента Абрама Веселовского и поручил ему тайно разведать о месте пребывания сына и арестовать его, причем снабдил собственноручным письмом к Карлу VI, где просил прислать к нему с резидентом царевича, если последний обретается в цесарских владениях. Веселовский сразу взял верное направление; он начал свои разведки с дороги между Данцигом и Франкфуртом-на-Одере, проехал отсюда на Бреславль, потом на Прагу и, наконец, на Вену, везде собирая сведения о проезжающих на почтовых дворах и в гостиницах. Под Веной следы беглеца как будто затерялись, и пришлось некоторое время ездить туда и сюда, чтобы их найти. Но вопрос разрешился очень просто: подкупленный резидентом чиновник тайной венской конференции Дальберг открыл ему, что особа, именовавшая себя Коханским, действительно находится в цесарских владениях и пребывает в горной глуши, именно в замке или крепости Эренберг в Верхнем Тироле, где имеется очень небольшой гарнизон и, следовательно, несколько русских офицеров легко могут захватить его и увезти. Веселовский, конечно, своевременно посылал царю донесения о своих разведках. Крайне подозрительна та роль, которую во всем этом деле играл наш резидент. Он, по-видимому, подготовил царевичу убежище во владениях императора, он же потом разыскал его в этих владениях. Тут с его стороны была какая-то двойная игра, какое-то коварное участие в устройстве ловушки для несчастного царевича. Подозрение историка находит себе некоторое оправдание и в том, что впоследствии Веселовский не вернулся в Россию, а скрылся и Петр, сколько ни старался, никак не мог его разыскать. Он бежал в Англию, а умер в Женеве глубоким старцем.

Как бы то ни было, в марте 1717 года царь прислал в Вену в распоряжение Веселовского капитана гвардии Александра Румянцева с тремя офицерами. Веселовский отправил Румянцева в Тироль на разведки о царевиче. Воротясь, Румянцев подтвердил, что царевич действительно пребывает в замке Эренберга, расположенном на высокой горе и охраняемом всего двадцатью солдатами. Веселовский на основании царских инструкций вступил в переговоры с цесарскими министрами, особенно с принцем Евгением Савойским, и потребовал выдачи мнимого Коханского. 8 апреля он добился аудиенции у императора и представил ему собственноручное письмо царя. Карл VI отговорился тем, что не получал еще донесения о пребывании известной особы в его владениях и что сам будет отвечать русскому царю. И действительно ответил потом, но в уклончивых выражениях, с уверениями в дружеских чувствах. Было ясно, что горное убежище царевича открыто: в окрестностях Эренберга появились подозрительные лица — то был Румянцев со своими офицерами. При цесарском дворе решено было перевести беглецов в более надежное убежище. В Тироль поскакал курьером секретарь венской конференции Кейль, чтобы показать Алексею Петровичу письмо его отца и спросить его мнение. Прочитав письмо, царевич пришел в сильное волнение: он плакал, рыдал и вопил, что поедет, куда угодно цесарю, только бы тот не выдавал его отцу. Секретарь постарался уверить несчастного в неизменном покровительстве императора и предложил для большей безопасности немедля отправиться в Неаполь, который со времени войны за испанское наследство принадлежал австрийским Габсбургам. Царевич с радостью согласился и на другой же день ранним утром под видом австрийского офицера выехал в сопровождении секретаря Кейля и переодетой пажом Евфросиньи. Через Инсбрук, Мантую, Флоренцию и Рим путешественники благополучно 6 мая достигли Неаполя. Несмотря на свое тяжелое, критическое положение, Алексей дорогой обнаруживал обычную наклонность к неумеренному винопитию, как о том доносил Кейль графу Шенборну. В то же время, несмотря на все предосторожности и принятые меры сохранить в тайне этот долгий переезд по Тиролю и Италии, Румянцев сумел не потерять из виду царевича и проследил его до самого Неаполя. На высокой горе, с которой открывается обширный вид на море и у подножия которой расстилается Неаполь, стоит костел или замок Сант-Эльмо. Здесь был помещен русский царевич под видом некоего мадьярского графа, арестованного за государственное преступление и порученного надзору неаполитанского вице-короля графа Дауна. Пять месяцев с лишком прожил он здесь с своею возлюбленной Евфросиньей. Первым его делом было написать благодарственные послания цесарю и его вице-канцлеру. Затем он извещал петербургских сенаторов и своих московских друзей о том, что жив, здоров и, Бог даст, при лучших обстоятельствах воротится в отечество; получал и от них вести. Но конечно, не вся его переписка, проходившая через руки австрийских властей, доходила по назначению. Часть ее сохранилась в венском Тайном государственном архиве. Тут, между прочим, имеется в немецком переводе письмо из Лондона с изъявлением своей преданности от знаменитого впоследствии русского канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, в то время служившего камер-юнкером при дворе Георга I, курфюрста ганноверского и короля английского. Автора, конечно, спасло то, что письмо его осталось неизвестно Петру.

При венском дворе господствовала уверенность, что переезд царевича в Неаполь совершился в глубокой тайне и что его местопребывание теперь вполне скрыто от царских агентов. Каково же было удивление цесарских министров, когда спустя месяца два с половиною, в конце июля, в Вену прибыли царские посланцы тайный советник П.А.Толстой и капитан Румянцев и вместе с Веселовским получили у цесаря аудиенцию, на которой подали ему письмо от своего государя, помеченное 1-м июля в бельгийском городе Спа. Петр извещал, что ему известны пребывания сына сначала в замке Эренберг, а потом в Неаполе. Вежливо, но твердо он просил цесаря отпустить царевича с его посланцами и никоим образом не брать на себя роль судьи между отцом и сыном. К письму Толстой, согласно данной ему инструкции, присоединил словесные убеждения выдать ему царевича и не вступаться за него против родителя и самодержавного государя, который обещает принять его милостиво и простить, если он раскается и впредь будет послушен. В случае отказа со стороны цесаря царь протестует, сочтет его за тяжкую обиду и явный разрыв, а сына всенародно предаст отцовскому и церковному проклятию и будет принужден требовать его выдачи вооруженною рукою и т. п. Все это Толстой старался высказать в выражениях возможно мягких и учтивых. Карл благосклонно выслушал его и обещал дать ответ на царское письмо.

Спустя несколько дней цесарь назначил комиссию из трех министров, чтобы обсудить вопрос о царевиче.